О книгоедстве

Цви Владимирович Найсберг

Цивилизация совершенно невообразимо хищна и утилитарна во всех своих простейших и плотских «воинственно благих» устремлениях. Культура подчас излишне возвышенна и парит в облаках абстрактной и вовсе совсем не в меру во всем обезличенной благости духа, довольно-то редко находя для себя нужным спускаться с тех самых седьмых небес на грешную землю.

Стремление из абсолютного ничего сходу создать некое самое наилучшее будущее разом повергло в сущий прах все, то чего когда-либо как-никак, а вообще имело же место в том вовсе не самом далеком прошлом.

Но есть и те, кто этого вообще нисколько не приемлют, поскольку подобные люди неизменно ждут чуда из чудес от того самого черно-белого текста жестко заключенного в тесный переплет.

И именно из яркого и сочного переплетения всяческих литературных грез и крайне вот сурово казенной действительности, кстати, и берут все свое начало все ярые попытки отчаянно насильственного прививания простецкому быту черт заоблачно неземных…

А это будет явно так чревато уходом в мир иной людей наиболее достойных и истинно праведных.

И все это, потому что разом построить можно одни декорации, а за ними будут скрываться миазмы быта значительно же похуже всего того доселе бывшего некогда прежде.

Причем сами авторы художественных произведений не столь и виноваты в том, что кто-то воспользовался их мыслями и фантазиями, дабы соткать из иллюзий некий эскиз некогда может возможного, но в данное время всецело ирреального.

Да только вот между тем кое-кто совсем беззастенчиво ныне начал его вполне по-свойски использовать в качестве некоего самого безотказного же клише.

Но нет, это явно не вина самих авторов художественных произведений.

Великие деятели литературы и вправду несколько, пожалуй, все-таки перекрашивали всю окружающую их действительность, причем именно в те подчас совсем иные тона, чем то ей было положено быть на самом-то деле.

Однако они это делали в жару творческого поиска, да и вдохновение подчас приподнимает человека над всей праздной суетой серой обыденности.

А вот те, кто, сколь обильно впитывая мысли и чувства творцов культуры, вполне уж считают своим долгом и в самой той обычной жизни всецело обретаться посреди всяких муз так и питаясь божественным нектаром, чужого вдохновения при этом и близко ведь нисколько неправы.

Причем довольно многое тут упирается в то весьма верхоглядное мировоззрение, именно тех довольно-то объективно о том, рассуждая никак недалеких потребителей всего того, изящно произведенного деятелями искусства на белый свет сущего же экстракта той вовсе совсем неприметно обыденной жизни.

А сама первооснова тому она уж именно в том, что довольно-то многие окололитературные обыватели сколь вот ошибочно принимают кривое зеркало жизни — литературу за саму, как она есть, живую и до чего трепетную плоть всей той от века плотно и приземленно существующей реальности.

А между тем литература часто пишется людьми, живущими на вольных хлебах, ну а отсюда, как и понятно, все те рьяно выводимые ими линии радужных иллюзий, имеющие (весьма малое, да и то вскользь) хоть сколько-то объективное отношение ко всей той полноценной картине всего того порою крайне беззастенчиво навязывающего себя быта.

4

Часто же людям, пишущим и создающим прекрасные (выпуклые) образы жизни, приходится надеяться на одно чудо, что может и принесет им в своем клюве кусочек до чего только долгожданного для них хлеба насущного.

И это весьма явственно отражается на их образе мысли, духовности, каждодневном творческом пути, а у людей довольно-то мелкотравчатых оно заодно и вполне цветет и пахнет душевной мукою, достучаться бы до издательских дверей, то есть тех, собственно, мест, где страждущим творцам эпистолярного жанра булки с маслом по сущим крошкам подчас раздают.