…Но Буря Придёт

Nameless Ghost (2024)

Вымышленный мир или иная история нашего? Решать то читателю. Мрачная сага из мира суровой архаики, наследия века вождей и героев на фоне полуторатысячелетнего противостояния столкнувшихся на западе континента ушедших от Великой Зимы с их прародины к югу дейвонов и арвейрнов, прежде со времён эпохи бронзы занявших эти земли взамен исчезнувших народов каменного века. История долгой войны объединивших свои племена двух великих домов Бейлхэ и Скъервиров, растянувшейся на сто лет меж двумя её крайне горячими фазами. История мести, предательства, верности, гибели. Суровые верования, жестокие нравы времён праотцов, пережитки пятнадцативековой вражды и резни на кровавом фронтире народов — и цена за них всем и для каждого…

ГОД ПЕРВЫЙ. ПРЯДЬ ПЕРВАЯ…ВЕТЕР ИЗ БЕЗДНЫ Нить 3

Из-за приотворённого ставня стрельчатого оконца Хатхáлле на внутренний двор весь этот час взирал средний брат ёрла. Уннир пристально разглядывал удалявшихся прочь за ворота посетителей родича.

— Так спешно назад поскакали братовы гости, что даже в святилище у дубов с подношением Всеотцу не заглянули по чести, — молвил он, плотно затворив тяжкий ставень и повернувшись к жене. Та уже распустила на ночь долгие белокурые косы, и сидя на краю ложа у ярко горевшей свечницы перед раскатанным из варёного камень-света серебряным зеркалом неторопливо расчёсывала их пряди искусно резьблёным костяным гребнем.

— Давно уж старик не являлся тут в Красной Палате… Я было подумал, Дейнов скригга отправился в Халльсверд — полгода ведь вовсе известий не слышно тут было о старом. А он ты гляди-ка… хоть и совсем ослабел от болезни, но как шепнули мне братовы служки дал всё же согласие возначалить выправу на вражий ардкáтрах.

— Возначалить — не означает пойти самому́ под их стены… — вдруг со смешком молвила его половина, не обернувшись к супругу и продолжая неспешно водить зубцами точёного гребня по прядям волос.

— О чём ты толкуешь, жена? — не понял её слов Уннир, нахмурясь.

Супруга повернула к нему свой внимательный взор, препынив полёт гребня по золоту кудрей.

— Пусть почтенный Дейнов скригга и готовит эту выправу, собрав нужное воинство и обучив его всей той хитрой задумке, которую не вразуметь без него твоему старшему братцу.

— Так старик же и будет готовить задуманное… — пожал Уннир плечами в недоумении.

— Будет. Но ты лучше не мешкая попроси брата самому́ повести́ эти силы весной наАг-Слéйбхе вместо Дейнова скригги. Или ты и дальше желаешь сидеть тут при Красной Палате в тени ёрла Къёхвара, да лишь детей мне ночами зачинать в этом ложе? — она нежно огладила ладонями уже округлившийся под белёной рубахой живот.

— Вечно ты в наши дела лезешь, Трюд! — вспылил было шагавший туда-сюда Уннир, — твоё дело — сыновей-наследников мне рожать, а не совать бабий нос в наши с братьями… А ведь погоди — дело же ты говоришь!

Он подсел на край ложа и крепко обнял улыбнувшуюся супругу, ласкаючи её кудри и полные груди под тонкой рубахой.

— Вот и не тяни — а завтра же добейся того от ёрла, пока не вернулись мы в наш захудалый Биргéйрд на юге!

— В Бирксвéдде, жена… — поправил её Уннир — но та словно и не заметила ошибки.

— И так слишком много славы придётся Дейнову дому в эту распрю с Эйрэ — и не будет старику в том бесчестья, если твой брат о здоровье его попечётся, вместо него не их же родича Доннара, а тебя назначив вершним в ту важную выправу.

— Верно-верно, Трюд! И как это я не подумал? — почесал он за ухом.

— Вот! — она игриво щёлкнула мужа пальцем по носу, — кто первым возьмёт их ардкатрах и после падения Бейлхэ без боя сумеет договориться с гордыми кийнами окраин о замирении с нами — тот много больше иных ратоводцев прославленным будет — и получит немало добычи. А с этой победой ты станешь много выше в глазах брата, чем побираясь с его воли по своим уделам на юге и западе.

— Ну-у — не так уж я и побираюсь, жена… Разве малую казну я набрал нам в Бирксвéдде?

Она посмотрела на него как на глупого мальчишку, укоризненно усмехнувшись.

— Какая казна… Или не хочешь ты, чтобы твои сыновья когда-то воссели за Стол Ёрлов — как не станет его слабосильного последыша, кто вряд ли детей сможет сделать? Брат твой ослаб, раз ни одну из своих девок не смог снова сделать брюхатой — если только с этой потаскухой Альдой не выйдет у него в этот раз, — покривилась она, помянув это имя, — а пока что опекующий Вигара Коготь всячески оттирает тебя от Красной Палаты — если не слеп ты совсем точно крот, муженёк…

— Да ты у меня дважды мудрее чем око Горящего, Трюд! — Уннир захохотал, и горячо поцеловав зардевшуюся от похвалы и ласки супругу повалил её на расстеленное ко сну ложе, затушив дуновением огоньки догоравшей свечницы у изголовья.

Отдохнувшие и отъевшиеся овсом кони резво несли пятерых всадников по безлюдным разъездам Винги в бок Главных ворот, цокая подкованными копытами по заложенным рубленным камнем узким переездам Среднего городища. Встречавшиеся на пути редкие путники почтительно пропускали свердсманов Дейнова рода, боченясь к частоколам оград и потемневшим от дождей стенам нависавших над их головами мурованных и деревянных чертогов.

Эрха кинул пытливый взор на младшего праправнука, ехавшего подле дяди.

— Айнир — ты привёл в укрепь людей?

— Да, скригга, — почтительно отозвался доселе молчавший при старших юноша, сравняв скакуна с жеребцом Эрхи, — пятьсот мечей и копий со всего Севера. Все конно, в броне как один, с каждым запас еды на семь недель — как и требовалось. Ведёт их сам Аснар Лихой из Хáтфъялльгéйрда, лучший из тамошних ратоводцев.

— Славно, мой мальчик. Быстро же ты управился со всеми делами, что даже до Высокой Кручи добрался! Заезжал ты к Бородачу в Хейрнáбю́гдэ?

— Да, скригга — едва ли не сразу прибыл туда по пути. Скегге шлёт тебе своё почтение и исполнит всё указанное отцом.

— Ты видел в Глухом селище Майри?

— Да, — голос Айнира поживел, — сестра передаёт тебе приветствие, скригга. Хотя я вижу, что она совсем там тоскует — и с каждым годом лишь всё сильнее. Разве нельзя ей вернуться в Вéстрэвéйнтрифъя́ллерн, или к прочим нашим родичам в иные уделы?

— Ты верно всё видишь. Не для дочери Конута Крепкого такая унылая жизнь средь скотины в болотах и чащах. Да и не девой бы ей было родиться, а мужем-воителем — многую славу собрал бы тот уже к этим годам. Но увы — у меня по-прежнему нет для неё добрых вестей…

Старик обернулся назад, и с затаённой во взоре ненавистью посмотрел на видневшийся из-за крыш других чертогов Хатхалле, шепча что-то сквозь зубы.

— Дальше вот что… — продолжил Эрха. Повернувшись лицом к внимавшим ему спутникам он обратился к Бурому.

— Вызовите ко мне нынче же из Брейдалу́риннгéйрда кóгурира метальщиков Сверру Низкого — сына Берна Волчьей Пасти — и Хекана Секача из Вéйнтрисвéдде. И ещё младшего сына Доннара Стрелохвата, удалого Фреки Скороногого из Свартифъя́ллернгéйрда — лучше его среди вершних у я́рнвегг кроме твоего сына Хугиля я ещё не знавал. Пусть все, кого я назвал, будут к новой луне на совете в стерквегге у Кручи.

— Хорошо, скригга, — согласно кивнул Доннар, внимая словам старика, — завтра же отправим гонцов. В Эикхадде как раз стоит Вепрево Копыто с людьми. Он и сделает это.

— Копыто… — скригга на миг замолчал, — Хугиль славный воитель. Но всё же держи его ближе к себе, Доннар. Ведь он до сих пор не забыл…

— Мы много что все не забыли, скригга… — нахмурился Бурый, — но не о том теперь речь. Я за ним пригляжу, не беспокойся.

— Хорошо. Вот ещё поручение вам. Среди всех отобранных людей разыщите таких, кто владеет разными наречиями Эйрэ, и кто прежде бывал в их ардкáтрахе. Кто знает — куда и какие ведут там проезды сквозь городище, где да как расположены стены и вежи в том кáдарнле и вокруг. Таких, кто и в ночи отыщет себе и другим там дорогу к дворцу áрвеннидов.

— Сделаем, скригга, — кивнул ему Бурый.

Кони цокали сталью подков по камням умощёных проездов. Позади оставались замшелые древние стены дейвонской твердыни, серея во мгле наступающих сумерек ночи. Сырой ветер рвал тучи, сгоняя их стадо в набрякшую моросью серую стену. Солнце алым багрянцем теплело сквозь них, опускаясь к закату.

— А ты правда бывал за горами на юге?

Вёрткая девочка лет десяти или больше, запахнув поплотнее плащ-верховницу из тонкого дорогого сукна в оторочке из меха лисы уселась поближе к груди человека, отстранившего посох к зубцу мшелой древней стены.Он с любовью приобнял ту малую, что как резвая птичка сидеть не могла без движения, непоседливо ёрзая на коленях, наблюдая за серым осенним простором вдали за стенами дейвонского ходагейрда.

— Был однажды — совсем ещё юным… когда бабка моя пожелала вернуться туда перед смертью, пока тёмная хворь её кровь до конца ещё не иссушила. И ей будучи спутником в долгом пути до родного когда-то удела отцов побывал там и я, изучив все наречия их ещё лучше. Вступал в те города — все в лазури и золоте каменных веж, и со стéнами белыми точно снега́. Зрил дворцы и гробницы великих владетелей прошлого. Видел Белую Реку в горячих песках, где сквозь чéред озёр в тростнике устремилась она к океану. И четырежды больше того она мне рассказала о том в той дороге за горы.

— А как звали её, расскажи? Папа с дядей твердят, что не слышали прежде. Или врут мне с сестрой, что сказать не желают зачем-то?

— Нет, не врут. Даже дед твой, мой младший брат Хёрд — тот и сам её прежнего имени знать не стремился, так ни разу отца и дядьёв не спросив… Было всем и прозвания той нашим именем Соль им в избытке, как когда-то ещё звать ту стал дед мой Эмунд, кто забрал её некогда с юга. Но я помню средь всех, что звала́сь она некогда А́м-суль — Матерь Твёрдых то значит в Ардну́ре.

— Ты и вправду такой! — засмеялась девчушка.

Человек ощущал позабытую радость, как когда-то держал в первый раз на руках сыновей — тех, других, что родились задолго до нынешних — от другой из любимых им в жизни двух женщин. Эта девочка крови их дома была больше других ему ми́ла, отвечая такой же привязанностью, с жаром глаз непоседливо слушая россказни прошлого, что он поведывал. И теперь, появившись тут с ним без взрослеющей старшей сестры она вновь вопрошала того о минувшем — давно уж забытом в семействе владетелей Скъервиров.

Свиток с толстой печатью поверх его кожаной скрутки был плотен и даже тяжёл — и шёл в Вингу с гонцами сквозь дождь и ненастье. Но человек позабыл о нём напрочь, и отведя взор от путников, что впятером уже сели верхом на своих скакунов на дворе перед входом в Высокий Чертог, крепко обнял ребёнка, глядя с ней вместе за хмурым закатом над гейрдом, где во мгле облаков багровело осеннее солнце.

— А какою была она — помнишь? Ульф говорит, что нет лика её среди свитков семейства в хранилище.

— Как и ты — или сестра твоя Брула… — усмехнулся мужчина, гладя малую дланью по кудрям волос, — только косы намного темнее — точно вóрона чернь с рыжинóй — а не как у всех прочих смоля́ных ардну́рцев. Есть такие средь них, древней крови народов песка из краёв необъятного Бахр-аль-рималь — что зовётся ещё на наречии их Танешшу́фт-н-Ишаффéн. И глаза полыхали как вихрь… пламя в них не стихало и даже в неволе в чужой стороне за все годы.

— А какие?

— Да как у тебя, — указал он перстом в её жёлтые с золотом радужки.

— То есть — как и твои? — указала она своим пальцем в лицо человеку.

Тот издал вдруг негромкий смешок, слегка вздёрнув плечами.

— Лишь как левый… Глаза её были тверды, но добры. А моих глаз страшатся иные…

— Врёшь ты видно — я их вот совсем не боюсь! — она засмеялась звоночком.

— Ты ведь не враг мне и нашему дому… На таких я смотрю по-иному — и тебе того лучше не зрить.

— Вот у ёрла глаза точно лёд. А у Лапы и тех, кто ему здесь на службе, так и вовсе мне боязно зрить — как у бешеных псов… — лицо девочки вздрогнуло, — а твои глаза добрые, Сигвар!

— Рад, что кто-то хоть здесь меня добрым считает… Охрани́тебя боги, моя дорогая.

Он с усмешкой обнял её крепче, слушая россказни малой и глядя на мглистые дали простора. Забылся тот свиток с вестями, что смирно лежал в ожидании срока в разрезе его верховницы. Человек — чьего имени многие с трепетом слышать страшились, и чья длань простиралась над многими землями дома владетелей точно острый безжалостный коготь — тихо слушал девчачую речь; и глаза его, многим внушавшие ужас, с лаской зрили на то, как росли все те внуки и внучки его упокойного брата — с сожалением хмуря седевшие брови над лбом, что ему вряд ли скоро придётся узреть своих собственных.

— Ну беги, моя милая — жду вас с сестрой завтра в полдень в покоях. Обойдётся наш ёрл без меня в разговоре с послами от крвáтов. А теперь дай прочесть наконец этот свиток с Помежий, весь гори он огнём…

— До завтра, почтенный! — она преклонила пред ним на миг голову, растрепав свои кудри как рыжий каштан в завитках. Свет стоявшего низко осеннего солнца залил небокрай, и огромная долгая тень пролегла от девчушки над гейрдом, серой птицей из мглы пролетя над стена́ми и крышами.

— Беги, Гудрун. Праматерь тебя охрани, моя милая…

Стуча кулачком по камням обомшелых зубцов она торопливо помчалась бегом вниз по сходам, где под ними шумел многолюдный заполненный двор под Высоким Чертогом. Пробегая по лестнице мимо окошка в стене она встретилась взглядом с одним из пяти отъезжавших к воротам Хатхалле — ещё юношей, светловолосым, нёсшим знак дома Дейна на верховнице — и шутливо дурачась показала ему, опешившему, язык.

Когда топот шагов резвой девочки стих, растворившись в том шуме двора, человек развернул толстый свиток, ломая ногтями застывший восковый кружочек печати, и нахмурившись стал разбирать письмена строчек рун — слыша поступь других уже ног по стене его дома владетелей, чей покой и чью власть он хранил много лет.

Кони резво несли пятерых ездоков, направляясь к воротам восточного въезда в твердь ёрлов. Ближе и ближе виднелась тяжёлая очерть их створок во много локтей высоты.

— Добрый Мейнар — надеюсь, твой родич Стиргéйр вновь готов взять копьё как и прежде? — старый скригга обратился к ехавшему подле них свояку правнука.

— Как и прежде, почтенный — брат нашего скригги всегда держит длань крепкой, а оружие острым.

— Славно. Он как и прежде берёт всё семейство с собою в выправы? — беззлобно усмехнулся старейший из Дейнблодбéреар.

— Как и прежде, почтенный. Как когда-то его Груна ещё юной вслед за ним из ревности отправилась на Помежные Распри, дабы не смел её муж вдалеке от неё согревать с другой ложе ночами — так и доселе уже третий десяток лет по привычке вслед за ним собирается, и всех пятерых детей не в дому с ним зачала. Прежде прочие свердсманы только смеялись, что он к юбке привязан, теперь же завидуют Сильному — не у всех таковая жена, что всегда подле мужа поддержкой.

— Что же — у славного ратоводца и тень его так же славнá. Однако я хотел бы спросить тебя об ином. Что ты можешь нам рассказать о том, как обстоят дела на Помежьях и в самих уделах Эйрэ?

— Думаю, почтенный, ты и сам уже знаешь последние вести. Стычки в Помежьях продолжаются, туда давно вышли люди из воинства áрвеннида. Однако главные их силы ещё не собрались, и люди из большинства кийнов пока не прибыли к ардкатраху, тем более из-за гор. Многие помежные фе́йнаги из союзных земель не торопятся вставать под стяги старого Дэйгрэ, надеясь на завершение раздора миром, и сетуют на сильно возросшие из-за распри подати. Есть и те, кто напрямую воззвали к защите ёрла, не покоряясь воле дома Бейлхэ — война-то прокатится первой по их уделам, тем есть чего опасаться.

По прочим же городищам к закату от Аг-Слéйбхе снаряжённых боевых вóротов стоит немного, все прочие их кáита-гаóйта без дела гниют на стенах ардкáтраха, порядком уже изветшалых. Похоже, что к большой осадной войне по всем нашим Помежьям Медвежья Рубаха ещё не готов — равно как и мы. Или я ошибаюсь, почтенный, и эта зима выпадет жаркой?

— А большую войну и ни к чему разжигать прямо нынче, пока враг свои силы ещё не собрал в одно целое, — спокойно ответил Эрха, — рой перенимают тогда, когда пришла им пора покидать родной улей, а не ловя тех по пчёлке на разных лугах… Замысел мой в ином — и эту зиму áрвеннид Дэйгрэ с сынами проживут у тёплой печи спокойно. Что ты скажешь о его наследниках, добрый Мейнар? Я уже много лет как сам не был в Аг-Слéйбхе, и помню их лишь юнцами — а ты, сын Хёскульда, частый гость при дворе Дэйгрэ средь наших послов, и на свои очи видишь там многое. Каковы они нынче?

— Был там частым гостем, почтенный… — поправил Мейнар старого скриггу Дейнблодбéреар, — до начала войны…

И помолчав миг продолжил:

— Áрвеннид Дэйгрэ уже стар, хоть ещё и не дряхл — здоровье у старика крепкое. Умом он по-прежнему твёрд, но с возрастом стал гневлив и скор на руку — и нет чуда, что меж нами теперь развязалась война. Хотя клянусь именем Всеотца, и я бы потребовал кровавой виры за убийство родича — да к тому же посла, пришедшего с миром для переговоров! Тем больше, что нынче дурных советчиков у него под рукой развелось немало…

— Наслышан… — согласно кивнул скригга Дейнблодбереар.

— Все а́рвейрны — даже благородные фе́йнаги древнейших семейств — тихо твердят меж собой, что древо их кийна, правящего в Эйрэ шестнадцать веков от часин Врагобойца совсем нынче выгнило… — Мейнар умолк на мгновение, точно задумавшись вдруг о чём мрачном, — со времён дара Мурхадда с рознью и братоубийством иные твердят, что дом Бейлхэ был проклят людьми и богами за скверну — а Смута Семейств лишь умножила это — что исчезнет их род, не оставив потомков. Множество кровных их умерло в тот год явления мора лет двадцать назад, когда по всему северу — и у нас, и в их землях — во второй раз за век прокатилась та чёрная хворь, как в Аг-Слéйбхе и ближних к ардкáтраху твердях опустели все дома и чертоги, лишь крысы кишели среди гнилых трупов в нарывах и язвах.

— Да, страшный был час всепогибели… — негромко проговорил полушёпотом скригга, с трепетом вспомнив тот дважды за век им увиденный мор.

— А среди здравствующих их мужей много кто из прежних ратоводцев с годами стал болен и слаб, и не отрывает костей от горячей лежанки — как тот охромевший Коннал Стрела или некогда грозный победитель бунтующих северян Гован Огнерукий. Лишь несколько дельных их родичей возначаливают мелкие тверди по дальним окраинам Эйрэ — а прочие, весь их кийн от отцов до сынов в последние годы просиживают лавки во дворце Дэйгрэ и отращивают брюхо на частых пирах.

— Так что ты слыхал о его сыновьях, славный Мейнар? Каковы они будут как воители и мужи? — вновь спросил Быстрого скригга Дейнблодбéреар.

— Сыновья Дэйгрэ уже взрослые годами, но ратные их дела так и остались в юности. Да и то, я бы сказал, не умаляя по че́сти — были невелики, — продолжил дядя юного Айнира, — дом Бейлхэ давно уже не вёл столь значительной войны как нынешняя. Стычки c нашими уделами в час Помежных Распрей больше вели сами верные ему кийны союзных земель, а не воинство áрвеннида.

— Разве что с кочевниками из Травяного Моря на востоке áрвеннид раз-пораз точит мечи, и год от года давит не утихающие волнения по окраинам… — добавил Бурый.

— Всё так. Многим фе́йнагам не по душе единоначалие Дэйгрэ — каждый удел хочет жить по своим давним правам и обычаям, не признавая верше́нства над ними. Особенно недовольствуют тем их северные кийны во главе с домом Кроммах, в открытую выступая против Бейлхэ наравне с семействами их Помежий, подвластных Скъервирам по дару Мурхадда. Власть Дэйгрэ слаба в тех уделах, многие фе́йнаги в открытую склоняются перед нашим ёрлом.

— Что же, и это нам будет на руку. А что ещё о наследниках Дэйгрэ ты можешь сказать?

— Сыны áрвеннида всё больше ездят по посольствам в Травяное Море и дальние восточные земли, чем славятся воинским делом, — усмехнулся Мейнар, — дедовские обычаи они позабыли, и нынче живут словно тамошние владетели в золоте и мишуре. Семью и законных наследников никто из них пока не завёл, хоть старшему уже годами будет за тридцать. Зато каждый набрал себе в покои кучу девок, и ещё похваляются этим перед всеми, кто больше помял тех… А старый Дэйгрэ всё с рук им спускает — любимые ведь сыновья, пусть гуляют. Славный Покой в чертоге áрвеннидов давно не видал таких пиров с охотничьими забавами как теперь.

— Ясно. А как обстоят дела в воинстве владетеля Эйрэ?

— Как и при дворе, почтенный Эрха. Про нынешнего главу воинства тверди — Онноха Щедрого из Модронов — и говорить нечего, если даже свои того боровом и набитым умётом вовсю за глаза именуют. Его предшественника Кáдаугана Кривую Ногу из Гулгадд боялись, но чтили — старик был умелым воителем, прославленным в битвах Помежных Раздоров и возвёвшим надёжную твердь в их ардкатрахе. А нынешний лишь прилепился к казне áрвеннида как сосунок к материнской груди и притащил за собою к Высокому Креслу всю прожорливую родню — от слуг и десниц у конюшего с вершним над стражей до домоправителя.

— Мой дед Трир говорил: «за одною осой на гниющие груши весь рой прилетит…» — согласно кивнул старый Эрха.

— Всё так, почтенный. Если бы не вражда Модрона с хранителем áрвеннидовых печатей и свитков, старым Конлойхом из дома Габ, то толстопузый уже давно был бы единственным советчиком Дэйгрэ. Тот Безусый хитёр точно лис, и спихнуть его с места не в силах наверное даже и тучному Онноху, поклянусь бородою Горящего!

— Так если в доме áрвеннида такие бедовые дела, тогда чего ты остерегаешься, скригга? — спросил юный сын Доннара, прервав речи старших.

— Всегда надо остерегаться врага, Айнир — даже если он по-первости кажется слаб, — Эрха внимательно посмотрел на всё ещё по-юношески горячего праправнука, делясь с тем той мудростью, постигнутой с годами его долгой по людским меркам жизни — узрившей сверх меры всего.

— А́рвейрны не ровня дейвóнам в воинском искусстве — верно — и все фейнаги разом собраться готовы лишь только бодаться с владетелем собственным… Но народ этот упорный, яростный, как и их праотец Каитéамн-а-гвáйэлл. Даже на грани гибели они будут сражаться с твёрдостью, достойной сухого полена — легче спалить целиком, чем расколоть — я сам убедился в том век назад в годы Сторстрид. Только хватит ли сил нам раздуть тот огонь, который на это потребуется?

Кони цокали сталью подков о брусчатку камней по дороге, приближаясь всё ближе и ближе к распахнутым створки ворот.

— В избытке у них и умелых воителей, опытных ратных мужей из семейств, с древнейших времён прославленных боевой удалью и храбростью, чьи великие предки в святилища их праотцов принесли сотни сотен голов их противников. Немало сыновей из небогатых кийнов со скудными гористыми землями в поисках лучшей доли пошли служить за монету в возросшие числом войска áрвеннида, которых он стал всё больше держать при себе вместо прежних собираемых по семействам в час войн снаряжённых людей — и там за эти годы набрались умения воевать не хуже любого нашего свердсмана. Много в том краю стоит прочных каменных укрепей и сторожевых веж по неприступным перевалам и скалам; есть множество боевых воротов кáита-гаóйтэ и умеющих владеть ими людей. Тысячи копий и секир, что столкнутся с нами в бою в руках сынов Эйрэ…

Айнир молча слушал негромкую речь старейшего из Дейнблодбéреар, приглушаемую лишь цоканьем конских копыт о брусчатку.

— А кроме того не забывай, что по-прежнему жив Борна Старый… А он в отличие от обезволившей семьи Дэйгрэ первостатейный воитель, не опускавший меча ни единожды — зрящий сквозь смерть убийца, не знающий раздумий и страха… первейший враг Дейвóналáрды ещё со времён моей юности. Он ненавидит дейвóнов до глубины души — и не жаркою жаждой убийства и мести… а тем неприятием всех нас до самого корня, холодным и твёрдым — как землепашец, кто знает, что сорные травы расти не должны. И так будет всегда, доколе он помнит, что стáлось от наших рук с его великим отцом. А сейчас ему наконец выпала доля полной горстью воздать нам — и он от своего не отступится…

Скригга смолк на мгновенье.

— Как и ещё один их ратоводец, чьё имя не так на слуху, но чья ненависть к Скъервирам столь же сильна, а годы не столь уж преклонны — и чья сила растёт — кто уже…

— Он ведь сын самогó Клохлама, Старый? — снова спросил скриггу Айнир, невольно перебив те слова старика.

— Да, его сын… — не договорив согласно кивнул Эрха юноше, — …его сын, почти равный мне прожитыми годами, живой и поныне — такой же опытный и опасный, не ведающий жалости в воздаянии… несломленный и упорный, непрощающий. Полжизни отдавший одной лишь войне, только за пятьдесят своих зим взяв жену и родив с ней детей — кто доселе всё помнит… и мстит. И он будет брать с дейвóнов кровавую виру за своего отца, не страшась даже смерти — до тех пор, пока она сама не возьмёт его. И в этом ещё одна наша беда, коей не видят иные незрящие.

Эрха умолк, но затем вдруг добавил негромко:

— И ещё я страшусь непредсказуемого…

— Чего именно, скригга? — удивился юный Айнир, не понимая столь туманных слов старейшего в доме.

— Того, что знамо не даже прозорливейшим из людей, а одним лишь бессмертным богам в их непознанных помыслах…

Высокий Чертог отходил ко сну. Прислуга и воители стерквéгга закончили вечернюю трапезу в Малом пиршественном зале, служанки торопливо уносили в стряпные грязную посуду со столов. Завершил учтивую беседу с гостившим при дворе ёрла посланником из одного союзного Малому Ардну́ру южного удела и оценивший с ним не один кубок тамошних хмельных вин говорливый домоправитель Брейги. Затухли натопленные на ночь печи, стихли голоса моющихся в жарко нагретых купальнях. Последние огни свечниц оплыли вниз растопленным воском и салом, с чадным дымом огарков погрузив все покои во тьму. И лишь шаги ночной стражи мерно раздавались теперь по переходам хугтандов и стен.

Перед самым закатом ёрл Къёхвар вышел на западную стену чертога, наблюдая за угасающим заревом небокрая, где плотные тучи скрывали багровое солнце. Кутаясь в плащ он подошёл к сидевшему на каменном основании зубца немолодому уже человеку в добротных, но лишённых всяких богатых украс и шитья неярких одеждах, отставившему вбок точёный костяной посох и неспешно читавшему развёрнутую скрутку какого-то послания, щуря глаза в неярком свете заходящего солнца.

— Почтенный Сигвар, какие прибыли вести?

Хранитель казны и печатей поднял взор на подошедшего к нему владетеля Хатхáлле, встретившись с тем своим взглядом пронзительных глаз с желтизной, где у правого вправду зрачок походил на змеиный, чуть растянутый ввысь.

— Добрые вести, ёрл. С севера Эйрэ… — немногословно ответил он родичу.

— Кривой по-прежнему верен данному слову?

— Верен, и ждёт своего срока.

— А что говорят твои люди при дворе Дэйгрэ?

— Всё как и прежде, владетель. Не тревожься — я знаю о каждом слове Медвежьей Рубахи, и все послания арвеннида мне известны. Пока что нет повода для тревоги — и раньше грядущего лета не жди, что все кийны дадут ему воинство к распре. Да и то вряд ли все…

— Тем лучше — мы медлить не будем! Виганд нынче же примется войско готовить к выправе, и ему поручу я собрать все загоны домов из Прибрежий.

— Нашептали мне ветры, что всё собирать он умелец… — нахмурился Коготь в загадочной резкой усмешке.

— Вечно ты её брата поносишь, почтенный, — нахмурился Къёхвар.

— Что он брат Раннвейг — это не значит, что запах его мне по нраву…

Брови ёрла поднялись в недоумении.

— Не смердит же он сам точно конюх? Моется часто, надушен всегда…

— Иной конюх почище бывает, владетель. Кого ты так приблизил по дружбе к Столу и казне, в нашем доме стал как тот умёт, что к подошве прилип. Но довольно пока что о нём…

Сигвар снова скрутил послание в свиток и спрятал в разрез тёплой верховни́цы на меху. Поднявшись с зубца он опёрся на посох и встретился взглядами с ёрлом.

— Есть люди близкие к Дэйгрэ, кто готов повлиять на того — принудить того уступить, дать нам волю в торговых путях к северянам и в земли востока — если ты в ответ тоже уступишь… хотя бы отступишь от тех из владетелей кийнов, кто стремится уйти из-под клятв дому Бейлхэ в их землях.

— Я — уступить? — брови ёрла взметнулись, — Сигвар — я вовсе не девка, кто нет говорит, а в уме это да. Я сказал уже, что…

— Я услышал тебя, владетель. Довольно… — Клонсэ кратко кивнул головой, оборвав того.

«И они, увы, тоже услышали…»

Хранитель казны и печатей краем глаза заметил издали приближавшуюся к ним по переходу стены женскую стать в тёплой алой накидке поверх одежд.

— Почтенный — ты подумал о том, что я тебе говорил седмину назад?

— Нет, Сигвар! Я её выбрал себе — я же и сам сделаю Альду супругой, если она наконец родит мне ещё одного сына. И плевать мне огнём на недовольство семейств! Иной жены мне не надо, клянусь Всеотцом.

— Я не стану оспаривать, владетель, что Альда прекрасна, и греет тебе сердце — но твой единственный сын слаб, а Высокий Чертог нуждается в законном наследнике. Я люблю Вигара как родного, он вырос подле нашего младшего Ульфа на одном молоке из груди моей Хлив — но что нам грядёт, если он не будет способен продлить род?

— Конечно… — Сигвар на миг хитро прижмурился, глядя прямо в льдистые глаза владетельного родича, — …у тебя же есть двое единокровных братьев и куча племянников… А быть может и братья иные у Вигара есть — те, кто родился первее и менее слышно для всех, как к примеру на севере кое-где — но кто мог бы…

— Сигвар — не твоё это дело, кто займёт моё место, — оборвал Когтя Къёхвар, — оставь север в покое. Стол Ёрлов пока подо мной, а братья у Вигара будут ещё — поверь моему слову.

Ёрл пристально глянул на родича.

— Ты беспокоишься о далёком грядущем, когда ближайшее нас заботит намного сильнее… Грядёт большая война.

— Достойный ёрл — было бы лучше, если бы ты либо сделал её своей женой по закону прямо сейчас, либо отпустил назад к отцу в родные уделы… — вздохнул хранитель казны и печатей, не отводя взгляда от глаз владетеля Красной Палаты.

— Я сделаю её супругой, если Всеотец и Дарующая дадут Альде дитя — и своих слов не сменю, почтенный. Довольно об этом!

«Упрямство твоё лишь на беды всем Скъервирам, Къёхвар… Хоть ты и ёрл, но по нраву ты словно тот Нож — оба вы жаждете взять что желаете, о цене для семейства не думая…»

Альда, младшая дочь скригги Фрекиров, неслышно подошла к ёрлу и его родичу, ласково обняв Стейне за плечи.

— Час поздний, дорогой. Неужели для вас с почтенным не будет нового дня для забот?

— Не могу прекословить столь прекрасной из жён и удерживать ёрла вдали от неё пустыми речами, — почтительно улыбнулся хранитель казны и печатей, учтиво указывая ладонью в сторону спуска во внутренний двор, откуда только что явилась дочь скригги Фрекиров — давая знать, что их с Къёхваром разговор завершён, и она может забрать своего владетельного мужчину с собой в опочивальню.

Когда два идущих побочь людских абриса исчезли в сумерках среди крытых переходов стены, старый Сигвар вновь развернул свиток послания, прибывшего в полдень с гонцом из восточных Помежий. И те вести в начертанных рунами строках, где уже говорилось о землях в союзных уделах на севере, были не столь хороши — заставив лоб Когтя нахмуриться пашней борозд от морщин его долгих раздумий…

Всадники миновали тяжёлые створы раскрытых в день Хлидхельст. Храттэ осадил жеребца и обратился к прибывшему с ним пареньку.

— Бундин — мы едем на юг в Эикхадд. А ты отправляйся на север к Воротам, где наш скригга теперь. Передашь ему всё, что сказал я. А там можешь пойти с кем из наших в одном из загонов, войска́ собирать среди данников дома.

— Хорошо, дядя.

— Счастливой дороги тебе, сестрин сын…

Парень учтиво кивнул, завернув кобылицу к развилке дороги на север.

— Бывай, родич! Надеюсь, увидимся снова! — кивнул он в прощание Айниру.

— И тебе храни тропы Горящий! — Айнир хлопнул родню его дяди в плечо кулаком, получив в ответ так же шутя.

Четверо всадников пустили коней быстрой рысью по мощёной дороге к восходу.

— Слушай, дядя — не вспомню — давно уж я не был в Воротах… Это сын тёти Хлиге, с которым мы в детстве построили плот и по речищу Бурной отправились вплавь?

— И с порогов Хвиттва́ттен мы вас, дурачков, еле сняли живыми… То был Аскиль Лягушка — разве забыл ты, племянник?

— Тогда кто? Тёти Эрны тот сын, с кем подрались мы лет может в шесть на конюшне? Кто ещё мышью костлявой меня обозвал?

— Своего тёзку Айнира Пузо и чтобы не помнить… — хохотнул дядя Мейнар.

— Тогда кто?

— Сестрин сын… — как-то кратко ответил племяннику дядя, — Бундин звать его, рос за Воротами парень. Не встречал ты его до сегодня — вот и вспомнить не можешь теперь…

Айнир хотел ещё что-то спросить, от какой из сестёр его матери — но заметил косой взор отца и умолк.

Почтенный их скригга однажды сказал, что у каждого дома есть пятна на блеске их славы, о которых порой лучше бы и не знать — и не спрашивать даже… Про Соседскую Смуту на севере дядя рассказывал мало — пусть и Къеттиры были в ней некогда первыми, а вражда с домом ёрлу союзных Хатгейров заняла полвека — хоть началась с каких-то двух пастбищ овечьих, что не поделили их деды ещё. Но было и что-то ещё, о чём скудно твердили какие-то слухи меж родичей, говоривших о том втихомолку. И сам Мейнар когда-то уже после пира в Стейнхаддаргейрде с глазу на глаз сказал их отцу, не заметив там в комнате малого Айнира, что в воздаянии порою нет правды, как ты там не взирай и судить не пытайся; жажда крови слепа — и что воля Горящего взрежет все наши чая́ния с думами, насмехнувшись над нами как Шщарова пасть, извернёт всё назад, наизнанку — и тем и другим… И что платят за то все подряд — и виновные, и тем больше безвинные.

— И ведь слова мне даже в укор не сказала… Лишь спросила: «чего ты нескоро так, брат?» — говорил он отцу про кого-то сквозь зубы, вновь без счёта уже полня мёдом свой рог.

О чём и о ком была данная речь, о какой из сестёр, мальчик так и не понял — услыхав то тем больше от Храттэ. Къеттир кровью, северянин до мозга костей, сам хранитель суровых полночных устоев — дядя молвил вдруг вовсе не так, как тут водится с древних времён.

Айнир и так заприметил, что Храттэ не разу племянником парня не звал, только сестриным сыном — хоть любил ровно так же как всех из детей, кого в свет принесли его сёстры, коих было у дяди как бусин на шее у девы какой. И имя то странное, Бундин — Ничейный — оно что-то да значит. Но пытать о том дядю сын Бурого больше не стал.

Поровняв жеребца с конём Дейнова скригги Мейнар снова заговорил с ним, перекрикивая свиставший в ушах путников холодный порывистый ветер:

— Немалая часть воинства Дэйгрэ до сих пор стоит далеко на востоке — и верно, вся никак не сможет уйти с оберегаемых ими Помежий в Травяном Море, ослабив те слабые засеки меж городищами. Áрвеннид, конечно, поскорее заключит с кочевыми племенами очередной вечный мир, дабы обезопасить себе спину перед началом больших летних выправ. Но мы знаем, как те вероломны — одной рукой примут дары, а другой ударят исподтишка в спину. Так что нам это только лишь на руку.

— Верно, добрый Мейнар… — согласно кивнул скригга, — трижды на моей памяти рушили они прежние клятвы, нападая в тот самый час, когда все свои силы áрвенниды отвлекали в иные края… И не удивлюсь, если ёрл уже договорился о том с их вождями, и к лету они ударят по восточным уделам Эйрэ вместе с нашими воинствами с запада. Не один раз за прошедший год его послы ездили в Травяное Море, как знаю я. И слишком много звенит серебра в тех уделах — не дейвонского, но отбитого в Эйрэ — тогда как его тут с огнём не сыскать вдруг на торжищах стало… Но прости старика, что я снова тебя перебил со своими догадками. Продолжай, о чём ты ещё говорил?

— Всё о его сыновьях, почтенный. Они пусть и будут по чину вышними лу́айд-лóхрэ в воинстве Эйрэ, но мало кто на деле вершил загонами в подходящее время. Все трое их — Уи́ллух, Гийлин и Хидд — даже ардкáтрах кроме охоты покидают нечасто, проводя час за пирами и девками. У одного только старшего уже пятеро детей от служанок дворца и дочерей мелких фе́йнагов — и у двоих его братьев есть столько же. Слышал я этим летом, что на зиму после празднества Самайнэ áрвеннид советами Модронов таки собирался женить старшего на наследнице Конналов, своих главных союзников в здешних Помежьях — но из-за начавшейся распри та свадьба пока отложилась надолго.

— Хотя погодите-ка… — Мейнар задумчиво наморщил вдруг лоб, потирая пальцем висок под наголовником плаща, — я вроде слыхал, что у их áрвеннида не три, а четыре сына?

Он повернулся лицом к свояку.

— Не ты ли мне прежде рассказывал, Бурый — или я чего путаю?

— Нет, не путаешь, — усмехнулся Доннар, правя конём, — и вправду, есть у старого Дэйгрэ ещё один сын, моложе летами за тех троих старших. Об этом отпрыске áрвеннида я как-то узнал от прежнего их посла на пиру у нашего ёрла в празднество Долгой Ночи. Старый Сьóннах-á-балл тогда перебрал видно крепкого мёда из погреба Брейги, и с глазу на глаз передо мной за столом распустил язык дольше нужного в нашей учтивой беседе. Хотя быть может и не без какого умысла то сказано мне было, кто же его знает… — пожал Бурый плечами, — ты не слыхивал разве историю эту про Дэйгрэ?

— Стал бы я тогда тебя расспрашивать, свояк… — озадаченный Мейнар заинтересовался, на скаку повернув голову к мужу своей упокойной сестры, — а ну-ка, Бурый, поведай! Что ещё за четвёртый сын у Медвежьей Рубахи? Вроде же он и доселе вдовец? С кем ещё одного он мальчишку заделал?

— Значит, дело такое. Когда с четверть века назад его жена Кердивéйна из Модронов скончалась от кровохарканья, у Дэйгрэ остались трое рождённых от неё малых сынов — вот этих вот — Уи́ллух, Гийлин и Хидд. Но спустя пару лет вдовства так и не нашедший себе новой супруги áрвеннид нежданно привёл во дворец одну деву из какого-то селища в восточных горах, встреченную там в час выправы. Говорят, она была красива что заря на восходе… ну и Медвежья Рубаха не будь дурак — отцу её кошель с серебром прямо в руки, а сам девку посадил к себе на коня — и навскачь дальше пустился.

— До первых кустов не иначе, как и сам предок… — усмехнулся вдруг Мейнар.

— До каких кустов, дядя? — подал голос не понявший Айнир, что слушал вполуха.

— Есть сказание одно про их дом Врагобойца… — усмехнулся племяннику Мейнар, — потом расскажу в Эикхадде тебе может быть, как приедем.

— Может и так… — пожал Доннар плечами, — словно мальчишка какой вспыхнул Дэйгрэ — так она ему была мила, и нравом добра эта… эта… так как же её там?

— Девка эта? — переспросил родича Мейнар.

— Ага. Да как же её звали-то… вот то ли Ольвейн, то ли Ронвенн…

— Может Бранвенн?

— Да нет, не оно… Вот же — забыл это бабское имя, сношай меня волки! — Бурый озадаченно почесал лоб пятернёй, с натугой припоминая — затем раздосадовано махнул рукой, так и не одолев эту случайную прореху в прежде острой памяти, продолжив рассказ.

— Медвежья Рубаха обрёл с ней второе счастье — но только недолго, увы, как уж боги сплели. Та дева родила ему мальчика и вскоре умерла после родов от сильной горячки. Áрвеннид признал его своим четвёртым сыном, хоть по чьему-то наущению и не повелел записать в родовые свитки дома Бейлхэ — но на этом, верно, его отцовская любовь и закончилась. И хоть мальчик тот рос во дворце рядом с прочими братьями, даже те его звали безродным, не говоря уж про иных знатных фе́йнагов. А потом как подрос — и вовсе убрали мальца с глаз долой и отдали в простые копейщики — чтобы тот не мозолил глаза старшим родичам.

— Смотрю я, не сильно отцом он любим, этот младший… — заметил Храттэ.

— Видимо так, раз пока не стяжал при Высоком Кресле никаких чинов и владений. Так что кроме того, что он именуется младшим сыном Дэйгрэ, у того парня ничего больше нет — ни власти, ни войска и укрепи, ни знатной родни, что могла бы способствовать в этом. А теперь быть может с началом войны и головы уже нет, как их загоны вступили в бои против наших. Лет ему будет верно едва больше двадцати — так что он совсем ещё молод и зелен, как мой Айнир… — Доннар лукаво, но с отцовской теплотой покосился на вспыхнувшего алым с лица от обиды при таких родительских словах младшего отпрыска.

— А как его имя — этого сына? — спросил доселе молчавший Эрха, внимательно слушавший их разговор.

— Тийре, — ответил скригге Доннар, и миг спустя перевёл это имя с восточного наречия Эйрэ, — Волчонок.

— Отчего же не нарекли его Мор-Ти́ре — волком? — усмехнулся Мейнар, — как их славного родича из Клох-а-до́н?

— Видимо, настоящий волк из него пока не вырос, — пожал Доннар плечами, и обратился к Айниру, — сынок, чего ты там всё высматриваешь в чаще?

Тот ловко отстегнул от седла притороченное к нему короткое копьё, пристально оглядывая почерневший ветняк придорожных кустарников.

— Да тут как раз в этих зарослях водится всякая живность. Вон вроде кусты шевелились недавно… Отец, я осмотрюсь — вдруг какого вепрёнка сниму? Да и волки тут водятся, самые лёжки в тех чащах…

— Не время, сынок — уже смеркается, какая тут охота на ночь глядя? — укорил его отец, — вот завтра погостим в Э́икхáдде у родичей Мейнара — так там и на настоящего зверя на Дубовый Холм в его чащи выберемся.

— Так это же завтра, отец…

— Хотя кажется мне, что волчью шубу тебе на чьи-то плечи в подарок неймётся добыть, а? — хитро подмигнул Доннар сыну — заметив, как замялся под его взором смутившийся Айнир.

— Или быть может вслед за шубой и сватов высылать к кому стóит? — усмехнулся отец, — а то Ллотур и так немилостью Гефа́дринн взял себе в жёны бесплодную деву, а с тех пор как нежданно овдовел, о новой свадьбе пока что не думает… а Хугиль всё скитается по дальним краям, невесту ещё не избрал себе. Может хоть ты меня внуками раньше братьев порадуешь? Ведь уж разные слухи мне ветер приносит…

— Развязывай язык, племянник — что таишь на уме? — хитро подмигнул Айниру дядя, и приблизив жеребца к юному родичу чуть тише спросил:

— Слышал я, что когда ты приезжал в Э́икхáдд на свадьбу вашего Гутторма с моей младшею Альдой, то тёрся что лист около её подруги — дочери хромого Ульве… как её там — Гедды? И с тех пор зачастил ты к нам в гости… — Храттэ хитро прижмурился, глядя на зардевшегося, насупившегося юного родича.

— Приезжал… Так в чём хоть вина моя, дядя?

— Так если бы только в один Э́икхáдд приезжал ты, как я слыхал от людей? Ты бы уже знал меру в чужих дочерях, племянник — чтобы не покрыть позором отцовское имя. А ещё иные языки толкуют впустую, будто на книжников и таких тихих как ты девы вовсе не зрят… Гляди ты каков!

— О чём вы там шепчетесь? — спросил их Доннар, видя как что-то негромко говорил его сыну Мейнар.

— Отец… да довольно уж, — Айнир кашлянул, явно не желая вести с родителем подобные речи. Был он ещё совсем юн, когда кровь в сердце бьётся ключём неуёмно и лихо — и Доннар махнул лишь рукой, отцепившись от младшего сына. Пусть пока бегает с девками — лишь бы они как мальчишкою им не играли. Напрасно иные твердят, дескать Бурый вырастил младшего отпрыска хилым книжником среди свитков с премудростями. Воин из него всё равно выйдет славный — отцовскому оку это уже стало видно — а юную дурь и суету вскоре и сам перерастёт, как и все прочие мужи — да и как он сам некогда тоже.

Доннару вспомнилась вдруг его Асгрейн из северной ветви могущественного, издревле союзного им орна Къеттиров. Бурый умолк, погрузившись в столь памятные ему воспоминания ушедшей в невозвратное молодости — тени иных из которой давно уж ушли в ослепительные врата Халльсверд… и нет им дороги обратно, чтобы шёпотом их голосов вновь заставить забиться возрадовавшееся точно прежде сердце. Такова горечь жизни — что нет нам замены утратам, и ничто не сотрёт их из памяти — сколько ни тщись…

Рано потеряв любимую жену при родах третьего сына, он так и не отважился привести детям мачеху, сам воспитывая их и поднимая к зрелым годам, научая и закаляя. Нет, чего лукавить, женщины у него были — но ни одну он не сделал законной хозяйкой своего дома и второй матерью для детей. А нынче уже и не то чтобы поздно… Мужчина он видный, ещё в полной силе, и многие женщины засматриваются на него и поныне, а одна из них у него самогó давно на уме — много лет как взор его застилает почтенная Сигла из Эваров, вдова его упокойного друга Лейфа Острого, дальнего родича Мейнара, кто давно неприметно уже перебралась в их дом невзирая на сплетни. Но Доннар за прежние годы свои весь ушёл в жизнь сыновей — отдав им всю душу, весь тот запал и умение воина, кем был сам от рождения. Вот только теперь бы дождаться и внуков, когда седина уже стала светли́ть серебром его волосы.

А Айнир… пока ещё ветер в его голове, в эти юные годы. Однажды и он повзрослеет, и сыново детство сотрёт без следа жёрнов жёсткого времени. Был ли сам Бурый умней в это время прежде встречи с прекрасною Асгрейн, как сплелись как-то тропы их в общую нить?

Всё будет однажды. Всеотец всем даёт по нужде в нужный час…