…Но Буря Придёт

Nameless Ghost (2024)

Вымышленный мир или иная история нашего? Решать то читателю. Мрачная сага из мира суровой архаики, наследия века вождей и героев на фоне полуторатысячелетнего противостояния столкнувшихся на западе континента ушедших от Великой Зимы с их прародины к югу дейвонов и арвейрнов, прежде со времён эпохи бронзы занявших эти земли взамен исчезнувших народов каменного века. История долгой войны объединивших свои племена двух великих домов Бейлхэ и Скъервиров, растянувшейся на сто лет меж двумя её крайне горячими фазами. История мести, предательства, верности, гибели. Суровые верования, жестокие нравы времён праотцов, пережитки пятнадцативековой вражды и резни на кровавом фронтире народов — и цена за них всем и для каждого…

ПРОЛОГ…НЕРВИ́МЫЕ НИТИ МИНУВШЕГО Нить 1

Цена жизни. Цена смерти…

Цена мести. Цена прощения…

Цена любви. Цена ненависти…

Цена войны. Цена мира…

За доброе ли, за дурное — за всё в этой жизни суждено заплатить…

В силах ли будешь ты уплатить эту цену, какую с тебя взыщет судьба?

— В часи́ны минувшие, во времена стародавние народ наш вознялся меж гор и равнин У́рхейминóрда — Заокраинного Севера, нашей Прародины — сотни людских поколений назад. Боги привели своих смертных детей в этот мир, сотворив некогда первых людей, от которых пошли их потомки — дав им храбрость сердец, твёрдость тел и полный стремления с жаждой непознанного бессмертный искательный дух.

Вышний из всех богов, Сильный, подле кого стоят его братья и сёстры — он укротил первосу́щные силы стихий, из бескрайней разверзшейся бездны извечного мрака создал небо и землю, и всё там живущее — он, Высочайший, Могучий и Гордый. Время не властно над ним, доколь не настанет повергшая мир в тьму и хаос сама Ночь Богов — Áллиргу́ддирнóтт — когда гря́дет последняя битва с обвившим в кольцо круг земель исполинским чудовищным змеем, грызущим коренья Великого Древа.

В тот грозный, всепогибельный час страшной Распри из Распрь единокровные братья забудут о речах по че́сти, и в жатве суде́б обнажат свою сталь; зазвучит лишь её одной ме́ртвящий голос. Сыновья встанут против отцов, ближние родичи сгинут в сражениях друг с другом. Придёт страшный век смерти, огня и железа, бурь и хищных волков, крови, меча и разбитых щитов, где не будет щадить человек человека… Столкнувшись падут в ней могучие боги и все исполины стихий до единого, стужа и жар придут в гибнущий мир, сгорят дотла в пламени тверди людей и обитель бессмертных. Падёт сокрушённый раздором и сам первозданный незыблемый Ясень — и вознесётся затем из слепой круговерти безвременья и пустоты новый Столп мироздания, вновь дав начало живому… Но случится то в час отдалённый во мраке грядущего и рассудками смертных непостижимый, что одной лишь Судьбе пока ве́дом тот неотвратный конец и начало миров.

Негромкие слова говорившего были столь яркими и пронзительными, что десятки глаз немо внимавших ему сцепенело застыли в волнении, точно поражённые силою речи повествования.

— Высочайший, Отец Сущих — Всеотец — он сотворил зримое и незримое нам, вдохнул жизнь в тени смертных существ. Он властелин всего мира и времени, Страшный, Горящий — Вотин — таково Его главное имя, которым ласкается слух Всевеликого, когда смертные присягают ему в своих гордых деяниях. Он — Суровый — бог воронов и волков, зимних бурь, мёртвых стуж и свирепых ветров, алчущий пыла сражений Отец Битв, несущий на крылах облачного плаща убийственные огненные копья, что куют ему младшие братья в своей жаропламенной кузне небес; останавливающий взором сердца́ — Стэдáугхъя́ртир. Таков он, наш бог — любящий храбрых, не трепещущих духом воителей.

Облачная обитель его далека от пределов живых. Непомерен для смертных тот путь к её тверди сияющих блеском железа огромных ворот. И лишь те, кого длань собирательниц павших вознесёт через смерть ввысь к ветвямисполинского Ясеня, на чьём поднебесном стволе поселил Всеотец смертный род — те, кто был храбр и честен, кто в сердцах не держал чёрной лжи с вероломством, не знал хилой робости трусов — те через мрачные тропы холодного Нижнего Мира воздымутся ввысь к вратам Халльсверд — в Его сияющие Чертоги Клинков. Там навечно пребудут они подле предков, что ушли от нас прежде к очам Всеотца от времён праначальных.

Но те же из них, кто остался во тьме у начала холодной тропы, навеки они до конца сего мира пребудут в бездонном болоте у самых корней Вековечного Древа. Глубоко под миром людей, среди льда и холодных теней — где в тумане и мраке средь тысяч костей мертвецов в свои ко́льца свернулся Чешуйчатый — Змей, хозяин подземного Нижнего Мира, сотрясающий твердь. Тот, кто взираетиз тьмы омутóв и колодцев, кто струится холодными кольцами в водах ключей и источников, воздымает траву и росу на ней; чьи чешуи шуршат в звуке крыл кожанóв и скребущейся поступи крыс — грызущий тела всех умерших, Повелитель Гниющих — Хвёгг. Тот, кого северные народы издревле кличут едино, поминая его прадревнейшее тёмное имя в проклятьях, равно как и просяо заступничестве перед его грозными и неистовыми стихиями — Шщар — Шуршащий.

Бесславна та участь всех смертных, кто остался во мраке ям Ормхал — среди тысяч костей мрачных змеевых нор… Восхитительный блеск врат Чертогов Клинков ими невидими непостижим, не узреть его свет их скорбящим очам… Итак будет доколь не обринется небо на землю в конце всех времён — и погибнут и люди, и их жизнедавцы под ударом сожгущей весь нынешний мир Величайшей из Распрь — и восстанет затем к небесам Всеустоя иное великое Древо…

Слова говорившего тихой, незримою мощью звенели под сводами древнего зала в огромном чертоге, отзвуком эха гремя под стрехой из оглаженных досок, украшенных дивной резьбой из точёных резцами их предков обличий богов и героев — взиравших на лица внимавших речам старика.

— А теперь же услышьте о том, как явился среди многих сущих племён и наш древний народ, от которого мы со времён стародавних берём свой исток.

Предком нашим был Дейн — самый первый из древних вождей, объединивший детей Всеотца в час их странствий по необъятному У́рхейминóрду — герой, чья кипящая кровь получила исток от бессмертных богов. Имя его и доселе живёт среди нас — от него мы, народ его, и назвались дейвóнами, Дейна детьми. И наш орн, наше родовое колено, из которого вышли и вы, и все ваши отцы, их отцы и их деды, как и все ваши предки, есть прямая ветвь Дейна, его истинные потомки — мы, род Дейнблодбéреар — Несущие Его Кровь, ясноглазые, светловолосые, подобные нашим светлым и сильным богам. Кровь, которую передали вам матери и отцы, что течёт в ваших жилах — кровь самогó прародителя Дейна. Гордитесь же ею, берегите её, устремляйте её на деяния славы, кою дóлжно хранить и умножить. Его дух живёт в ней, сквозь века пронеся его доблесть и мудрость — от отца к сыну, от матери к дочери, от поколения к поколению в их бессмертном круговороте.

Негромкий, глубокий, размеренный голос вещавшего мерно звучал в озарённом сквозь окна лучами слепящего солнца чертоге. И только дыхание многих собравшихся рядом могло приглушить тишину, что стояла под древними сводами в час, когда говоривший на миг умолкал.

— Досель каждый орн жил под собственной властью, не признавая законов иных кроме силы железа и не ведая мира с соседом. Дейн собрал все дома воедино — не только не ведавшим страха мечом, но и своим прозорливым возвышенным словом — славнейший средь прочих вождей и воителей, храбрость и мужество чьи не знавали предела — и тем сделал народ наш единым, непокорным ничьей чужой воле и неодолимым никоим врагом, повелителем собственных су́деб.

В ту великую пору лишений и странствий Дейн повёл всё дома за собой прочь с далёкого Севера, где в чёрных лесах средь заснеженных гор и долин, средь бескрайних полей и безжизненных пустошей сотворили нас некогда боги — дав нам жизнь, полную жажды борьбы и преодоления тягот, перед которыми у слабых опускаются руки и дух цепенеет в безволии. Прародина наша в тот час становилась всё сты́лей и сты́лей, медленно прячась под льдяным покровом сошедшей на мир беспощадной суровой Сторве́три — Великой Зимы. Иные народы, что жили там с наидревнейших времён веков камня и бронзы, остались на месте, покорно отдав свои судьбы на волю неотвратимо идущей навстречу им гибели. Лишившись рассудка от обречённости и отчаяния нескончаемых зим и морозов, сцепились они меж собою в свирепых раздорах и распрях, кровью заливших замёрзшую землю — точно та чернота их рассудка могла чем-то отсрочить тот страшный конец под дыханием стужи и тьмы наступающей вечной ночи́. И лишь наши предки, откликнувшись на пламенное воззвание Дейна, возглавленные им храбро покинули некогда породивший нас, а ныне несущий лишь гибель край мира, и ушли вдоль сиявшей над их голова́ми небесной дороги из звёзд на далёкий, манящий нас юг в это долгое странствие в поисках нового дома.

Таков был век древних вождей и героев, когда предок наш Дейн устремил за собой северян, объединив прежде разрозненные племена воедино. И следом за ним наши предки прошли через множество тех неизведанных прежде земель, преодолев на своих ветрокрылых, сотворённых из дуба и ясеня звероглавых челнах лежавшее на пути бурное море, перейдя многие числом озёра и реки, равнины и горы, прежде чем очутились в обширных краях, отныне ставших для них и потомков вторым родным домом. Домом, где открытый всем вольным ветрам простор гор и равнин распростёрся под вечным сияющим небом, где зимние бури холмы и долины его заметают своим сребротканым покровом снегов, а летнее солнце вздымает просторы обильных полей и лугов, где луч света не в силах изгнать тьму из сплетений ветвях бесконечных и сумрачных чащ — обитель всех храбрых сердец и свободных людей.

Домом этим и стала земля нашей родины — столь походившая на тот утраченный край по ту сторону моря. Земля, которую предки и нарекли землёй Дейна детей — Дейвóналáрдой…

Негромкий, размещенный голос вещавшего полон был гордости и величия, а слова из его уст лили́сь спокойно и твёрдо, уверенно, как разлив вешних вод могучей реки. Не один десяток раз произносил их уже говоривший — и не один десяток раз внимали его речам множество пар взволнованных и любопытных очей, чьи лица застыли во внемлющем почтении перед возрастом и обличьем старейшего, сидевшего среди них на высоком, тёсаном из морёного дуба и украшенном искусной резьбой древнем кресле. Множество детей — от совсем ещё маленьких, до уже крепких подростков с пробивавшимися под носом у юношей пухом усов — сгрудившись поплотнее один к одному неотрывно следили за каждым движением предка. Приоткрытые рты боялись проронить хотя бы один неосторожный звук, уши ловили каждое слово речей, а внимающие глаза застыли на морщинистом лице старика. Могучая, всё ещё не согбе́нная под напором прошедших десятков годов жизни стать с широкими плечами под богато украшенной тиснением простёганной верховни́цей из вепревой шкуры поверх тонкой нательной рубахи. Пальцы рук с паутиною синих привздувшихся вен под сухой убелённою кожей уверенно сжали точёное дерево подлокотников. На широкой и жилистой шее благородно воссела его голова с седой гривой волос до лопаток и долгой бородой. Таков был спокойный, и одновременно трепет внушавший им облик главы их семейства.

Глаза старика были проницательно о́стры и ко́лки — но лишь тогда, когда он сосредотачивал на чём-либо внимание — иначе же они были просто ясными и чистыми, цвета голубизны неба ранней весной. Эти глаза зрили столько событий, минувшего, сколько вся вместе взятая ребятнявкруг него и представить себе не могла. И это ещё больше придавало седобородому предку величия, внушало внимавшим ему детям непомерное уважение к старейшему в их роду.

— Дейн стал первым из ёрлов — правителей нашего племени, объединивших под своей дланью все прежние разобщённые родовые колена. Именование это означает «первый из воинов», лучший — ибо таким он и был. И доселе в преданиях и легендах живёт память о храбрости и неукротимой ярости Дейна, о его могучей и несломимой воле, позволившей нам преодолеть тяготы опасного странствия и обрести новую родину.

Много лет шествуя безустанно во главе наших предков с далёкого У́рхейминóрда Дейн основал первые из поселений-гéйрдов в этом благодатном краю — от севера к югу, от заката к восходу выросли к небесам их могучие ныне муры и чертоги. Одним из них была Винга, вознявшаяся через бессчётные годы веков сперва скромною укрепью, а потом ходагéйрдом — главной твердью страны — первейшим и прекраснейшим из городов, вознесённым с первыми селищами дейвóнов на пересечении многих пеших и речных путей. Название то и означает «перекрёсток», «узел дорог». Там, на круче холма у слияния рек был воздвигнут Хатха́лле — Высокий Чертог — обитель всех ёрлов Дейвóналáрды, правивших нашим народом со времён его пришествия сюда, когда явившиеся с Заокраинного Севера племена расселились по всему обширному западу, создав множество союзных друг другу уделов-владений, позже объединившихся под единым венцом дома Дейна.

Однако помните, что не прекрасный и могучий ходагéйрд был сердцем нашего орна. Здесь, под этими сводами, возведёнными руками нашего великого предка и его сыновей, все прошедшие века рождались и взрослели, доблестно жили и упокаивались с дымом от погребальных костров многие из его славных потомков — и ныне свято чтущие это место на севере, где сходятся тропы живущих, в чьих сердцах течёт кровь прародителя Дейна — где собрались сегодня все мы: вы и старшие родичи. Вот наш дом, наше сердце — эта священная для нас гора, именуемая Вéстрэвéйнтрифъя́ллерн — Круча Закатного Ветра, с чьей вершины сам Дейн простёр длань к грядущим завоеваниям сего края, заложив первый из столпов своей тверди под неистовый рёв грозной бури, пришедшей с закатного моря подле наших возов и челнов.

Уже минуло шесть долгих веков с того часа, как наш орн в долгой тяжкой борьбе потерял свою власти над народом дейвóнов, уступив его более сильным соперникам после череды междоусобиц, в час суровейших распрей разделивших семейства ужасным раздором. В его ненасытном пожаре погибли святыни и храмы, были поруганы стародавние обычаи и обряды, осквернены брачные узы и клятвопреломлены заветы сестри́нства и братства; земля стала красной от сока вен павших, прежде чем мир вернулся в дома всех враждующих орнов.

Но помните, что именно мы, род Несущих Кровь Дейна, и есть истинный дух нашей родины, её сердце и воля, хранящая и сберегающая отчий край стискиваемым нашей рукой острым мечом уже долгие пятнадцать веков. Пусть нынче люди нашего орна раскиданы по всем уделам дейвóнского племени словно та прочная кость, на которой держится плоть из иных родов племени северян — но сердце нашего семейства здесь, под этими древними сводами тверди на Круче. Здесь, где тысячи имён прежде живших и тех кто последует нынче за ними — вас — за кем некогда придут в мир другие, кому будет дана жизнь с первыми ударами сердца — где тысячи этих имён украшают ствол нашего родового столпа, Áлльменстáнгира — могучего древа всех потомков Дейна. Где есть и ваши имена, которые вам ещё предстоит украсить добрыми деяниями в грядущем — будучи достойными своих предков храбрыми воителями-свердсманами и прекрасными жёнами, чьих мудрых советов и прорицаний издавна прислушиваются среди нашего племени — в ком есть данный богами священный пророческий дар, сила зрить через мглу.

Вот уже полторы тысячи лет мы, древний народ Севера, населяем наш край, от поколения к поколению передавая память о славных деяниях и о событиях той славной и грозной поры, храним и сберегаем те великие дары, что получили от богов наши предки. Ибо не только грубая сила и ратная слава радуют наши сердца, но и несравненные высокие искусства и накопленная мудрость познаний, коими мы вправе гордиться и должны сберечь для потомков.

Ещё во времена Дейна его сын Фреки Мудрый в вещем сне под ветвями великого тысячелетнего дуба на склонах Вéстрэвéйнтрифъя́ллерн узрел и открыл нам всю мудрость божественных рун, их тайны и хитросплетения — для знания, письма и ворожбы с чаротворством. С далёкого севера наши предки принесли древние искусства ткачества и глиноделия, резьбы по древу и кузнечного мастерства, равного которому мало где найдётся в здешних краях. Здесь же они не горше соседних народов овладели умением возводить величественные и прекрасные строения из прочного камня — могучие неприступные укрепи-стерквéгги, озарённые солнцем дворцы и наполненные светом и тьмою трепетные святилища, позабыв о прежних срубных чертогах с грубыми частоколами и изгородями прадавних часин до нашего ухода с далёкой прародины.

Ценятся среди нас мудрые речи и храбрые песни, сказания и перечёты законов с обычаями — и несравненное искусство творить рукотворно подобие мира, увековечивать обличья звериные и людские, травы и древеса, небо и землю с гладью вод и чертогами гор и лесов — всё, что можно изваять из металла, дерева или камня и запечатлеть кистью, резцом и черталом на воске, коже и ткани, всё многоцветие мастерства рисования… Всё то, благодаря чему мы нынче можем узреть лики наших давно уж ушедших предков. Век от века это несравненное искусство становилось всё более отточенным и умелым, но вершину его создал непревзойдённый и ныне Хъёрн Златобородый из восточного городища у Дубовой Рощи — величайший из мастеров рукотворного дела, живший в часы моей юности и оставивший нам запечатлённые лики властителей и героев, кто жил и безвременно пал в ту далёкую грозную пору, о коей я расскажу вам чуть позже…

Старик неторопливо протянул руку к столу для письма, на котором стоял резной деревянный ларец с откинутой на бок окованной серебряными украшениями крышкой, и развернул перед глазами детей один из вынутых свитков тонкой выделанной кожи.

— Вот они — ёрлы и ратоводцы того ушедшего времени, чьи обличья сохранила для ваших глаз его рука, которой боги даровали столь великое умение помимо владения клинком ещё и пронзать саму вечность этим несравненным искусством. Смотрите, какими они были — те, кто уже давно упокоились в дедовских курганах прахом от погребальных костров, пребывая в сиянии Халльсверд подле самогó Всеотца — те, чьи лики мы можем узреть и поныне.

Затаив дыхание дети взирали на вырисованные тончайшими линиями и чертами обличья людей, застывших многоцветием немеркнущих красок на пожелтевшей за десятки истекших лет выделанной коже — на тех, о ком прежде лишь слышали из уст родичей, помнивших те времена — но никто лучше скригги, старейшины их семейства не мог рассказать им о них, его соратниках и товарищах, дав возможность узреть их такими, какими они были век назад.

Старик один за другим неторопливо разворачивал перед алчущими детскими взорами всё новые и новые обветшалые кожаные скрутки с обличьями ушедших в минувшее правителей и героев, мудрецов и отважных воителей, всех их многочисленных родичей и потомков — отроков и детей, зрелых мужей и седых старцев, их жён и невест, матерей и сестёр — десятки бесценных воистину свитков, сохранивших их образы, давно ушедших в иной мир упокоившихся.

— Позволь спросить… а это ты сам, скригга? — поражённо спросилвдруг старейшего в их роду один из подростков, почтительно указывая на очередное явленное им среди свёртков человеческое обличье.

Дети взволнованно зашептались, теснядруг друга и стараясь каждый взглянуть поближе на развёрнутый перед их глазами скруток, на котором неведомый мастер из Эиклу́ндгéйрда изобразил с величайшею точностью место сражения — широкое, истоптанное в кровавую грязь затравевшее поле, абрисы казалось вот-вот готовых зашевелиться и тронуться с места коней и воителей, взнятый лес копий, секир-шипцов и древок трепещущих стягов. Среди них заметно крупнее иных был вырисован молодой, едва перешедший третий десяток лет юноша со светлыми волосами до плеч и редкой ещё бородой, спокойно взиравший со свитка прямо на них, смотрящих на него из грядущего. Левой ладонью он держал за повод разгорячённого рыжего жеребца, а правой стиснул долгий черен окровавленного топора; и над головой его вился по ветру на воткнутом в землю древке копья чёрный с золотом стяг их семейства.

— Скригга Эрха — это ты?

— Да, я… — усмехнулся Эрха, оглаживая белоснежную бороду, в которой прошедшие годы давно стёрли и превратили в серебро прежнее золото вёсен его безвозвратно ушедшей юности.

Скригга неторопливо свернул изветшалый свиток со своим вырисованным искусною дланью Хъёрна юным обличьем и положил назад в нишу ларца, потянувшись за следующим — но рука старика замерла. Неспешно убрав пальцы с пожелтевшей истрёпанной кромки ещё одной скрутки он тихо захлопнул узорчатую крышку, проведя ладонью по резному дереву тонких буковых дощечек и затворив хитро сокрытый внутри них замок. Старик на миг смолк, глядя на внимательно слушавших его детей.

— А теперь я поведаю вам о тех землях, что окружают наш край. Ибо не только народ наших предков вы должны дóбро знать, но и тех, кто рождён не детьми Всеотца — тех, кто соседствует с нами, и с кем вам придётся скрещивать земные пути — миром или мечом.

Заокраинный Север, наша прародина, откуда некогда пришествовали предки дейвóнов, с тех пор пуст и безлюден, когда настала Великая Зима Богов, погрузившая край тот в холод и вечные льды. Там, где небо сошлось с заснеженными горами; там, где волны гибнут в неистовой битве с камнями, оглашая пустынное побережье рокотом силы и злобы; там, где кровь умирающего солнца льётся багряным закатом… Лишь она освещает холодную землю — землю, где властвует вечная зима.

Все прочие древние народы — те, кто не ушёл вслед за уведшим сюда своих спутников Дейном — исчезли во мраке забвения. Ни следа не осталось от них, когда лютые стужи Сторве́три накрыли весь север льдяны́м покрывалом, сковав в вечный сон оцепенения прежде бушующее под порывом пронзительных ветров Полночное море, отрезав пределы его от иных обжитых земель. И нет отныне туда вольных троп и путей, ведущих во льды иначе чем через заснеженные вершины крутых гор, непроходимые чащобы лесов и бездонные топи болот. И нет там иной человеческой жизни кроме одиноких странствующих храбрецов и изгнанников, дерзнувших прошествовать там, где лишь хищные звери правят клыком и когтем среди им подобных.

С заката земли детей Дейна омывают холодные туманные моря, в минувшем не раз влекущие к западным островам и в дальние южные страны наши парусные челны, бросая их хищные острогрудые тела на чужие спящие берега. Тогда, в давние века сыны Всеотца лишь начинали своё победоносное шествие с севера, устремляясь по зову их вольного и ищущего духа в далёкие странствия, не взирая на опасность неистовых бурь, гибельные отмели и водовороты бездонной холодной пучины — завоёвывая эти богатые и обильные края, устрашая трепещущие сердца врагов боевой песнью окованных турьих рогов и грозно плещущих ясеневых вёсел.

Огромные низменные Прибрежья и многие числом большие и малые островные земли населены помимо осевшего там Дейнова народа и прочими древними племенами, жившими здесь задолго до нас. Руками их предков были вознесены те огромные курганы и гробницы из камня, когда люди ещё не знали железа, и алый сок жил выпускали клинки из блистающей бронзы. В пору пришествия наших прародителей с Заокраинного Севера, низвергнувших прежние их крупные уделы А́ргвидд-мар — Владетелей Моря — и бессчётное множество разрозненных мелких домов, они склонились перед ёрлами дейвóнов, присягнув власти потомков Дейна. Многие из них прежде были лишены высоких даров письма и тайн рун, не столь умелые в кузнечном искусстве — всё это и многое прочее они сами охотно переняли от нас, всё больше уподобляясь поселившимся рядом с ними сынам Всеотца.

И в прежние времена они были храбры, но несравнимо далеки от нас воинским умением — направляемых в битвы самим грозным Горящим. Ныне же и то стремление угасло в сердцах их, и в почёте у жителей запада лишь торговые дела, ловля рыбы и отважное мореходство, а на уме больше звонкие монеты и набитые товаром со скарбом бочки с мешками, чем приумноженная для потомков ратная слава. Но и среди них рождались храбрые воители и грозные вожди-ратоводцы — не раз в прежние века сотрясались уделы Прибрежий страшным эхом сражений против усиливающейся власти ёрлов.

Сам же раскинувшийся позади Островных земель бескрайний Закатный океан необъятен и грозен — и неведомы нам те далёкие берега и пределы, что лежат по иную его сторону за самыми дальними студёными землями немеркнущего солнца на краю мира. Но ненастные ветры и штормы лишь влекут за собой многих храбрых, зовом океанской зыби манясердца смельчаков к далёким изведанным уже островам на стылой оконечности дальних уделов — и прекрасны узревшим их те великанские горы плывущих во мгле исполинов из льда, подобно белым лебедям вздыбливающие клыкастою грудью пенные чёрные волны бездонной пучины.

Старец сухо кашлянул и продолжил рассказ.

— К полудню от наших уделов со множеством вольных и богатых городов, за высокими кручами снежных Гор Юга — тянущихся с запада на восток Долгих, Больших и Малых Сорфъя́ллерне — лежат обширные земли, заселённые людьми иной крови. Не на севере восстали из небытияих предки, а далеко у тёплых полуденных морей, среди гор и долин под сияющим солнцем.

Некогда много столетий назад то была раскинувшаяся вокруг великого тёплого моря меж многих земель могучая держава, соединённая в древние времена под одним жезлом грозных правителей, силой собравшая воедино прежние владения тех племён и народов — соперничавшая с пришедшими сюда дейвóнами за покорение южных уделов в богатых речных краях к северу от Сорфъя́ллерне. Но много веков миновало с той роковой поры, как их грозные владыки отвергли своих жизнедавцев, приняв пришлую из далёких пустынь вместе с очередными завоевателями новую веру — суровую и воительную. Незаметно прокралась она в их дом как незваный чужой гость, сперва приткнувшись в самых зряшных и неприметных глазу местах, затем робко попросила себе уголок на общей скамье — и так заняла год от года весь дом, набираясь сил и став в нём однажды единственным новым хозяином — низвергнув силой меча прежних: и покорных, и сопротивлявшихся — подчинив их себе. Воители и владыки, властные и сильные люди впустили её в своё сердце, воздымая за собой тысячи алчущих крови мечей в руках устремлённых и жаждущих славы перед их богом, готовых умереть ради него, дабы нести его слово и волю иным племенам. Тогда новая вера и восторжествовала, силой огня и железа склоняя всех прочих к покорности перед собой.

Старец умолк на миг, пристально взирая на окружавших его детей, и стиснул до хруста костяшек резные звероглавые подлокотники кресла, на коем до него восседали предшествовавшие ему старейшие Дейнова рода.

— Ничьих иных богов они не почитают за годных для прочих племён и народов кроме как своего Единого и Единственного — уравнявшего в поклонении себе всех сущих, смешавшего их воедино. Иных же богов они называют лживыми, а обычаи их детей мерзкими. Склонившихся перед ними они зрят покорными ярму робкими овцами; себя же, несущих свет слова иным непокорным и не преклонившимся ниц — пастушьими псами, стерегущими стадо… или режущими непокорную животину волками. Зовётся у нас этот край Сорфрáмандлáндид, Земля Чужого Племени Юга — именуемый у них Ардну́р, Земля Света.

В пору великих завоеваний смяв сопротивление последних из вольных народов за горами Юга, много столетий назад они вслед за прежними владыками этих земель попытались покорить и Север, где жили наши предки. Переступив через бездыханные трупы тех дейвóнских родов, что в прежние века далее всех иных поселились за хребтами Сорфъя́ллерне и первыми были покорены несметными оком пешими и конными загонами закованного в железо врага, чужеземцы пришли сюда. Было это ещё во времена правления ёрлов дома Дейна. И как поведали в преданиях прадеды моих прадедов, очевидцев той грозной поры, весь юг Дейвóналáрды чужеземные захватчики залили кровью, когда их могучее и многочисленное воинство обрушилось на нас через горные перевалы и сквозь широкий проход по течению Белой грозной дланью из тысяч алкающих жизней копий, клинков и секир, и неведомых прежде нам грозных метальных снастей, перед коими меркла всякая доблесть мужей-свердсманов и рушились прочные стены твердынь.

Казалось, страшный час покорения или гибели пробил и для нашего рода… Но дейвóны устояли перед их жестоким натиском, собранные воедино всеми семействами под рукой наших славных предков. Воинство, которое вёл храбрый ёрл Вигар Сторлáукар — Большой Лук — сокрушило двигавшегося сюда уже на полпути до стольного городища Винги врага, сразив его в упорной и кровопролитной битве, подобной смертоносному дыханию Змея. Прежде неостановимых и уже державших верх в шедшем сражении южан заманили ложным отступлением с выгодной им голой равнины тысяч смертей за разбившие строй их холмы в охватывающее её болотистое редколесье. Там наши окружившие противников и внезапно ударившие им в оба бока предки наголову разбили могучего недруга, загнав его дальше в непролазные топи, настигая и там бросившихся в бегство дрогнувших, разя сталью пик и секир, топя в зыбкой твани трясин, не щадя никого…

В тот сокрушительный день тысячи ардну́рцев вместе с первейшими их предводителями-ратоводцами попали в наши руки. И дейвóны не стали брать с них ни поглавного выкупа, ни виры за пролитую прежде кровь наших людей, которых те пытались силой меча обратить в чужую им веру, требуя прежде дани и клятв верности их владыкам лишь одного — «поклонись или умри!»

Во славу грозного Всеотца, который даровал нам эту великую победу над сильным противником, дал нам силы отстоять веру и волю своих праотцов — во славу Его тысячи чужаков были принесены в жертву в этом лесу, повешенные на ветвях древних дубов точно спелые жёлуди. И голодные чёрные вестники Останавливающего Взором Сердца насытились соком жизни и мякотью тел как никогда ещё прежде, пока звон окровавленных, вечно алчущих крови клинков и секир наших предков достигал ворот Халльсверд, лаская внимавшего им Всеотца, умилостивленного жизнью поверженного дейво́нской десницей противника.

С тех пор отринутые отсюда нашим оружием чужаки долго не осмеливались вторгаться в земли детей Дейна. Род наш в то кровавое столетие войн устоял перед их шествовавшим сюда на остриях копий Сорфрáмандлáндида безжалостным чужим богом, став тем прочным щитом, что преградил их некогда неостановимую гибельную волну огня и железа, которая прежде погребла под собой прочие свободные племена к полудню от белых круч гор. Сталось это быть может и оттого, что с давних времён все семейства дейвóнов и так были под сильной единой властью их ёрлов, как повелось ещё с самогó Дейна. И быть может оттого, что за долгие века именно Вотин, суровый повелитель воителей и храбрых сердец оказался среди нас много чтимее иных праотцов, оттеснив прочих богов наших предков… Да и к чему им был чужеземный бог, когда сердца их и так были отданы Сильному, любящему лучших?

И поныне мы верим во множество их, братьев и сестёр Всеотца, сотворивших и украсивших подле Его разящей руки весь наш мир в праначале времён, когда яркие стрелы Горящего бурями разметали извечную мглу и залили всё светом, пробудив тем дотоле дремавшую жизнь. Каждое из прежних племён-орнов доселе чествует собственных прародителей и заступников, а народы западных островов и Прибрежий поклоняются пусть и умалённым под сенью Горящего, но и поныне угодным им богам моря, огня и ветров. Но нынче и в наших племенах мало кто чтит так как некогда прежде их позабытые уже имена, ранее возносимые первее иных у разных дейвóнских родов — огнекузнец Трюри и его брат-стрелоковец Эльд, волнитель морских пучин Хюлинн и хитроумный изворотливый пройдоха Лáэви, ведающий всеми тропами и путями Гудсти — и иные их грозные древние лики. Всех их затмил Он — могучий и гордый, суровый и щедрый наш Всеотец. Одна лишь Великая Мать, родительница всех, Дарующая, доселе чтима среди дев и жён нашего племени — да изредка кто поминает трёх незримых сестёр, что плетутв своих дланях нить судеб для каждого смертного, свивая минувшее, сущее и грядущее воедино — каждому отмеряя их долю и срок, когда будет разорвана та под безжалостным лезвием смерти.

Вот уже последние семь веков не смея в открытую поднимать против нас свою сталь, чужеземцы и попрежде коварны — ибо ничто так не режет глаза, как чужая свобода — людей свободных и от веры в их всеохватного и всесильного бога, призванного по тех думам объединить все племена и народы. Нынче их путь в Дейвóналáрду прочно закрыт — упокойный дед нашего ёрла, владетельный Хъярульв Ту́нгурхэ́ле воспретил южанам вольно появляться здесь после того, как в суровейшие для нас часи́ны войны они, пользуясь этой кровавой бедой вероломно пытались вновь вторгнуться в наши края через не так зорко охраняемую в час распри Каменную Глотку в течении Белой, успев отхватить там немалый ломоть дейвóнских земель… Ходит молва, что наш владетель желает вернуть им ту вольность, ратуя за добрый торг с Сорфрáмандлáндидом. В наших полуденных землях в немногих числом означенных укрепях и доселе дозволено быть их послам и купцам, с кем ведут торг наши люди — и где с давних времён их прихода на юг много разных домов и семейств от простолюдинов до свердсманов породнились с арднурцами. Вот уже много веков между нами и их разобщившейся на три крупных и враждебных друг другу удела страной стоит долгий мир — но как знать, что грядёт нам оттуда когда-то?

Эрха сухо откашлялся в сжатый кулак, вновь спокойно воззрив на детей своего орна, которым поведывал всё то, что будет в дальнейшем их жизнью.

— И на восходе… — не торопясь начал он речь, продолжая долгое повествование о чужих племенах и уделах.

— Рыжие! А́рвейрны! — один из мальчуганов, желая всем показать, что он сведущ в чужеземных пределах, вставил слово первее, чем скригга успел вымолвить именование.

— А ну тихо, Хекан! — рассерженно прикрикнул на него его сосед годами постарше. Прочие дети дружно зашикали, показывая стихшему нетерпеливому смельчаку, что не дорос он ещё до тех лет, когда волен будет говорить поперёк слова самогó скригги их орна.

— Верно, Хекан, — старый Эрха согласно кивнул, не осерчав на неучтиво перебившего его паренька, — а́рвейрны… — негромко повторил вершний Дейнова дома как-то взволнованно и осторожно — словно именование этого чужого народа значило для старого скригги нечто большее, нежели просто название ещё одного из многосчётных под солнцем племён и родов человеческих.

— Народ этот тоже кровь севера, живший здесь издревле. Предки их, именовавшиеся «дии́нэ» — «люди» — появились тут прежде, чем Дейн привёл сюда наших прародителей. Пришли они на смену владычествовавшим до них духам морской бездны и ушедшим в незримый иной мир теня́ми тем первым из смертных, как молвится в их наидревнейших сказаниях. Свой род они ведут от множества малых племён, прежде разбросанных по бескрайним просторам к востоку от дейвóнских владений — сильнейшее из коих некогда именовалось на стародавний лад áрвейи — и тем в грядущем дало то название прочим.

Обитают они там, где прежде спокойные срединные равнины Дейвóнала́рды дыбятся к небу и становятся изрезанными бурными реками между кряжей и круч непокорными взгорьями, среди зелёных долин и торфовых болот, крутых голых скал и безмолвных пустошей-вересков. Своим жизнедавцем, вершним над прочими их многими числом богами и духами из иного мира они почитают разжёгшего первый огонь Небесного Кузнеца, сильнейшего из Троих. Его братья, рождённые в чреве Бескрайнего Неба Ард-Брен — Древнейший, Одревесневший — и Ард-Дагд — Седой, Живящий — идут подле него триединою тенью. Сотворивший устой из неохватной извечной тьмы под могучими ударами грозового молота Ти́рнех-Мóртвалл — Он, принесший людям умения и искусства, даровавший железо Отец Всех Клинков. Тот, чья ярость четырьмя вольными ветрами гонит от его пламенеющего горнила ненастные тучи и сеет небесные стрелы огня, истребляя врагов своих смертных детей. Имя его Бури Несущий — Каитéамн-а-гвáйэлл — так они его поминают обычно, произнося подлинное имя — как и мы имя Горящего — лишь в клятвах и выроках, и призывая посреди лютой ярости битвы. Ибо пусть он не так же суров и воителен как наш Вотин, но сердце его не трепещет от страха пред песнью сражений, предпочитая их горнилу и наковальне. Нет — он яростен и свиреп, и в неистовом гневе своём ужасающе страшен… Ибо дар его людям, вечноголодная и холодная сталь — это Его алкающие алого ненасытные клыки и острейшие когти, закаляющиеся соком жизней и подобные Его неутолимой хищной пасти. Тогда-то в час пиршества смерти и звучит на устах смертных детей Каитéамн-а-гвáйэлла подлинное Его древнее имя — Тинтрéах — Пламенеющий Ликом.

Свой народ сотворил он подобным себе — таким же упрямым и несгибаемым, душепламенно буйным как и Его негасимый огонь — и словно отмеченный им. Волосы их рыжи будто пламя, особенно среди тех из племён, кто живёт за горами на скалистых равнинах и пустошах, средь болот и лугов — там, где их род некогда взял начало, расселившись далеко на запад до многих из тех мест, куда позже пришли с севера наши воительные предки, за века обильных кровавых сражений вытеснив детей Пламенеющего обратно к восходу или подчинив себе как потомков Владетелей Моря.

Бороды их мужи носят редко — лишь среди жителей западных селищ-бхáилэ это есть нынче в обычае их — у тех, кто соседствует с нами, и то от дейвóнов они переняли. Иные же лишь отращивают на лице долгие усы — и гордятся ими не меньше, чем любая женщина прекрасной косой. Нравом потомки Тинтреаха буйны, но и также отчаянны и непоколебимо упрямы. Любят они веселье и громкие песни, и не прочь потешить душу хмельным — ведь недаром на севере давняя есть поговорка: «перепить а́рвейрна — всё одно, что море вылакать попытаться».

Прежде в древние времена каждое их семейство, каждая ветвь кровных родичей жили обособленно по дедовским уделам, враждуя меж собой и точа сосед на соседа железо мечей. В каждой земле сидел собственный владетель-фе́йнаг — всякий суровее другого. Длилось так до тех пор, пока некий из властителей средних земель по имени Грайлэ Кро-э́дрокаэ́рах, Жестокосердный — недаром так прозванный за беспощадную лютость — стал подчинять себе силой железа прежде вольные другие их кровные роды, что зовутся на тамошнем наречии «кийн» — «связка». Много уделов покорилось его суровой деснице безжалостного воителя, много домов пало ниц пред копытами воинства. И вот среди разных семейств, недовольных беззаконием фе́йнага Грайлэ, нашёлся юный ещё летами, но храбрый духом смельчак — и поднял за собой многих вольных людей, прежде иных предводителей признанный всеми их вышним вождём.

После долгих лет череды нескончаемых битв и выправ, засад и пожарищ, свергнув побеждённого им Жестокосердного этот молодой ратоводец стал новым правителем над собранными под его десницей племенами, верша более добросердечно и мудро, нежели зарубленный им собственноручно злодей. Так, долгие времена ещё у а́рвейрнов было в обычае собрание вольных людей, именуемое «круи́нну», о чём дейвóны уже и позабыли века назад — разве что в дальних северных краях свободные мужи ещё собираются для речей и суда на фръялстáлле, везде же оставив место писанным в книгах законам и судам людей ёрла.

С тех пор земли многих числом а́рвейрнских племён одна за одной — где породнившись в браке детьми своих властных, где миром соединившись военным союзом против врага, а где порой и преломившей их вражду силой стали и пламени — собрались воедино под рукой отпрысков того древнего героя, кой звался Бейлхэ Врагобóец. А потомки его, и ныне держащие власть над уделами детей Бури Несущего, именуемыми А́рвиэ́йрэ или просто Эйрэ — Земля, Край — носят именование áрвеннид — храбрый вождь.

Речь у них дивная — на ухо мягка и прекрасна, словно для одних только песен она сотворена, если слыхал кто её из вас прежде — но как на испытание дана прочим иным языкам, столь переплетена она словами воедино. Вправду, дети — не знал я мгновения горше, как бывши однажды в восточных уделах за Срединными горами их края, что зовутся Áн-мéан-слéйбха, пытался запомнить название ветхого селища средь болот, в коем пришлось заночлежить подчас настигшего нас в пути ненастного ливня. По-нашему толковалось бы оно «Старая овчарня на тропе у болота, которую спалила молния в мокрый год» — от одной лишь длины его сам язык заплетаться начнёт будто пьяный. А уж на восточном наречии а́рвейрнов это и вымолвить с непривычки не в силах иным.

Старик откашлялся, словно рот разминая, и почесав себе за ухом напряг память, чтобы не спутаться в звуках.

— Шéанкаóрах-а-риан аг-тэйрэ-та-рейн ллуга-айнэ на-бли́анн… Смотри-ка — могу ещё! — усмехнулся седой скригга и устало выдохнул, вытирая ладонью лицо, — впрочем и а́рвейрны сами в речах называли его лишь Каóрах — Овчарней. Но старину они чтят, и древние прозвища и названия хранят в памяти долго, — и засмеялся следом за прочими детьми, тщетно пытавшимися хотя бы запомнить столь невероятное название — не то что уж попытаться правильно выговорить его следом за скриггой.

Старик на миг смолк, глядя детям в глаза.

— И именно с ними народ наш сошёлся в кровопролитнейшей распре — недаром прозванной между нами Великой…