…Но Буря Придёт

Nameless Ghost (2024)

Вымышленный мир или иная история нашего? Решать то читателю. Мрачная сага из мира суровой архаики, наследия века вождей и героев на фоне полуторатысячелетнего противостояния столкнувшихся на западе континента ушедших от Великой Зимы с их прародины к югу дейвонов и арвейрнов, прежде со времён эпохи бронзы занявших эти земли взамен исчезнувших народов каменного века. История долгой войны объединивших свои племена двух великих домов Бейлхэ и Скъервиров, растянувшейся на сто лет меж двумя её крайне горячими фазами. История мести, предательства, верности, гибели. Суровые верования, жестокие нравы времён праотцов, пережитки пятнадцативековой вражды и резни на кровавом фронтире народов — и цена за них всем и для каждого…

ГОД ПЕРВЫЙ. ПРЯДЬ ВТОРАЯ"…ТЕ, КТО МНОГО СМЕРТЕЙ ПРИНЕСУТ БЛИЗ СЕБЯ…"Нить 7

Над полуразрушенными стенами кáдарнле взмыли тяжёлые раструбы кéрв, испуская из бронзовых глоток утробный ревущий призыв ко всеобщему сбору. А десятка три всадников рысью помчались по расчищаемым от обломков и трупов проездам, выкрикивая на скаку:

— К Холму Речей!

— Áрвеннид созывает круи́нну!

Ещё не отошедшие от ночного сражения и пожара уцелевшие жители вздрагивали, заслышав нежданный призыв — и людская река из десятков и сотен живых ручейков постепенно сливалась в единый поток, двигаясь вверх к полуразрушенным кáдарнле и дворцу, куда их звал рёв огромных рогов. Все, кто мог, шли туда на круи́нну.

Площадь перед дворцом была полна народа до самых краёв. Изо всех концов ардкáтраха и ближайших селищ, сторожевых бурр и укрепей стекался в Аг-Слéйбхе народ, созванный тревожным гулом надрывно гудящих над Глвиддглинн огромных рогов, чей рёв громыхал над горящим во многих местах городищем, на крыльях ветров переваливая через кряжи и уносясь на восток. Шли поднятые страшным тем заревом но́чи, пробужденные грохотом сверженных под ударами вражьих хендску́льдрэ муров, собравшиеся в вооружённые толпы свободные а́рвейрны разных семейств — простые и знатные. Людская река заполняла всю площадь от края до края, толпясь и сбиваясь в огромное море голов, где мелькали простонародные тканые свитки и простёганные кожаные верховни́цы, долгие плащи и накидки, меховые и валяные шапки, кольчужные наголовники и шеломы, блеск брони и простые дубины в шипах между порослью взнятых ввысь копий. Кони высекали подковами искры из камня и трущили дерево грязных настилов в проездах меж схоронами. Тысячи голосов над простором ардкатраха слились в тревожный взволнованный гул.

Не все даже знали о тех роковых событиях, что произошливо дворце за минувшую ночь. И лишь тут из уст в уста, от уха к уху передавались свежайшие вести — как правдивые, так и причудливо искажённые домыслами и слухами. Не все даже знали, что старый владетель с сынами погиб, и во главеЭйрэ встал новый áрвеннид — и кто он таков вообще. Многие были охвачены страхом от внезапно обрушившейся на Аг-Слéйбхе войны, принесённой в ночи невесть откуда тут взявшимся недругом вместе с союзниками, но сердца большинства отошедших от прежнего страха захлёстывала бессильная ярость, созерцая всё то, что творилось вокруг. И все были в напряжённом ожидании — не зная, чего им тут ждать, и что скажет им новый владетель Высокого Кресла.

Уже сорок лет кряду не случалось в ардкатрахе сбора свободных людей у Холма Речей — давно уж покрывшимся дикою порослью трав и кустарника низким скалистым пригорком с вздымавшимся там испокон в небеса преогромным раскидистым дубом средь меньших размером деревьев — местом, откуда во все времена их владетели обращались к народу, где происходили собрания и принимались решения, порою менявшие су́дьбы страны́. В последний раз это случилось в начале правления Дэйгрэ более сорока лет назад, когда возникшая из-за права на вольное место Высокого Кресла кровавая смута семейств еле-еле не обернулась повторной усобищей кийнов прекращённой лишь только собранием всех глав домов и свободных людей у горы, озвавшихся в пользу верх взявшего в распре той Дэйгрэ, ими же прежде и призванного к правлению. Теперь лишь старики еще помнили те времена — но все здесь собравшиеся с нетерпением ожидали, что же сейчас будет сказано и решено на круи́нну, вновь созванном у подножия У́рлабха-кнойх.

Было за полдень уже, когда створы Малых ворот распахнулись, пропуская сквозь них несколько десятковмечников и копейщиков в бело-красных накольчужницах цветов дома Бейлхэ поверх их брони. Среди них шёл немного взволнованный Тийре, словно отсчитывавший шаги до Холма Речей. По правую руку от него шагал возглавивший войско ардкáтраха старый Ан-Шóр, а чуть поодаль воздевший ввысь древко со стягом владетелей Эйрэ глава второй тысячи. А позади, неспешно шагая последним из них тяжело поднимался на кручу седоголовый Борна из Бранн.

Толпа радостно загорланила тысячами голосов. В воздух взмывали копья, их лесом ошипленных сталью окованных древок подперев небосвод в столбах копоти.

Вскинув руку и обратившись к собравшимся у священного холма тысячам и тысячам пришедших людей, первым заговорил глава воинства тверди Аг-Слéйбхе — старый Ан-Шóр Дэ́ир-лáмна-Мор из кийна Мáэннан.

— Слушайте все! Сегодня в ночи не стало среди живых многих — и нашего доброго áрвеннида Дэйгрэ с тремя сыновьями тоже настигла погибель… — рука его резко взметнулась в направлении обрушившейся громады главной вежи дворца.

— Но последний, младший из его сыновей Тийре сегодня жребием первых домов и волею Пламенеющего занял Высокое Кресло — и не только по праву текущей в нём крови своих отца с дедом от семени Бхил-а-нáмхадда — но и делом достойно и храбро нас всех защищая в ночи́ от врага, как и до́лжно потомку владетеля рода всех арвеннидов!

— Всем тихо!!! — рявкнул он громко, заставляя затихнуть в толпе пересуды и гул голосов, — áрвеннид будет говорить с вами!

Глава воинства тверди замолк, отойдя на шаг в сторону и оставляя Тийре одного перед тысячами вперившихся в него пристальных и взволнованных взоров огромной толпы.

Онтак и стоял на вершине холма, словно не зная о чём вести речь с по его же велению созванным людом Аг-Слéйбхе и ближних земель — простыми и знатными — большинство из которых ещё не высказали ему присяги и одобрения, и стояли теперь в окружении воинств под стягами кийнов. Бывший рядомАн-Шóр начал тихо покашливать — давая понять, что нельзя так и дальше владетелю немо стоять как язык проглотив. В глазах ожидавших внизу у подножья холма также явно читалось недоумение. По толпе вновь пошёл взволнованный шёпот.

Внезапно сын Дэйгрэ как будто очнулся от сна.

— Не силён я в речах… да и не до того сейчас нам. Лучше вокруг посмотрите!

Рука его резко взметнулась, обводя зримый всеми простор городища, где за спинами жителей продолжали вздыматься дымы непотухших пожаров на месте сгоревших и рухнувших прежних домов и чертогов.

— Так есть ли теперь среди вас ещё те, кто хочет доселе с поклоном здесь Скъервиров встретить без боя, уподобившись изменникам с севера? Кто ещё тщетно надеется, что он новым владетелем вас покорённых не тронет, и прежние уделы с добром нажиты́м вам оставит — а подати и труды под мечом Стейне меньшими будут, чем под рукойдома Бейлхэ? Вглядитесь-ка лучше, какова была первая ночь вам под властью его!

Он умолк на мгновение, указуя вновь пальцем на дым.

— Вот что хотел с нами всеми их ёрл сотворить — но не вышло оно у проклятого выползка, когда вместо поклонов с ключами от тверди мы насмерть тут встали! Скольких вы близких в ночи́ от их рук потеряли — каждый сам тому счёт лучше знает, скольких успел он оплакать. Забудьте свой страх, что противник силён, а ведут их потомки Горящего Дейновой крови! Вот она, кровь их и слава воителей — под ногами у вас, не спасла их в бою, не дала им бессмертия! Вот и вставайте со мной, дабы до́лжно ответить!

Тийре смолк на мгновение, слыша безмолвие смерти подобное, охватившее площадь.

— Или всё это вы им и простите?!

Рука его снова взметнулась, указуя на дым над ардкатрахом.

— Я сам потерял этой ночью отца и всех братьев — а верных друзей в том бою полегло уже вовсе без счёта — и молчать сам не буду, а за всех их потребую с ёрла кровавую плату! Все, кто того же желает — вставайте со мной! Своих клыков и когтей Пламенеющий дал из руды предостаточно — так закалите их кровью дейвóнов как следует!!!

Весь притихший простор перед Урлабха-кнойх взмыл ввысь сотнями копий и вскинутых рук, огласившись неистовым рёвом толпы, заставившим взмыть вороньё с ветвей древних дубов божьей рощи за старым дворцом.

— Война!

— Веди нас, владетель! В огонь мохнорылых!

— Смерть Скъервирам!

Тийре вновь вскинул правую руку — дав знать, что ещё не закончил. Толпа стихла вмиг, лишь завидев знак арвеннида.

— Как было заведено в старые времена — кто с войны не вернётся живым или будет скалечен — семье и землёй, и скотом, и деньгами в награду причтётся — ни я, и ни фе́йнаги наши не обеднеют с того, сохранив много больше. Остальным, кто со мной встанет рядом, пока обещаю одно лишь — мстить врагу без пощады!

Кулак его стиснулся, взметнувшись ввысь к небу над зубчатым кряжем Глвидд-ог-слейббóтха — к недалёким отсюда восточным уделам протмвеика.

Рёв толпы был словам подтверждением.

— А ещё прежде твердил мне, что ты речи плести не силён… — усмехнулся Ан-Шóр, негромко сказав это на ухо стоявшему рядом с ним арвенниду.

— Да после сегодняшней ночи все это лишь только услышать хотели бы, гаэ́йлин. И я то сказать больше прочих хотел — как и каждый средь нас… Веришь мне — своему ученику?

— Верю, владетель.

Ан-Шор на мгновение смолк.

— Одно только сделал ты зря…

— Что, почтенный?

— Что эту вот скользкую падаль из Модронов ты пощадил, да ещё разрешил близ себя во дворце как и прежде хозяйствовать.

— Не всё же лить кровь словно воду, гаэйлин… Приструнил я их прочих как надо, пообстригли казну им до самых поножей. Не посмеют они больше голос вознять, как тогда при отце… Онноха нет — а без этой змеи род их будет не так уж куслив.

— Дядя отца твоего тоже был к коим милостив. Вырубил с Гилрэйдэ вместе весь куст их изменничий, но оставил гнилые коренья… И как знать, с чьей руки на пиру был потом брошен яд ему в чашу, что в Эйле его прежде срока свёл позже безумием?

— Казнить их всех было мне что ли, почтенный? Всех присягнувших не тронул я пальцем — а мог бы…

— Благодарность всегда забывается быстро — а обиду и зло помнят долго. Зря ты так милостив был, что не запер всех Модронов в твердь до единого, раз крови сородичей лить не желаешь… — нахмурился старый Ан-Шор, — и с раздавленной головой ядовита змея, если зубы остались. А чуть ты ослабнешь, и к ним примыкать начнут прочие фейнаги.

— Да сколько зубов там осталось, почтенный? Гваул, скотина, с семейством бежал из ардкатраха вон. Один Онноха брат слабоумен, а второй старый пьяница. Броданн что ли тот? Из стражи и слуг я их всех ведь попёр до последнего. Вот двоюродный брат его Килид опасный противник — воитель отменный, людей при нём много, и дружен с семействами севера. И сыновья его тут при дворце ошиваются подле казны с оружейными, эти любимчики Онноха…

— Вот — уже зришь наперёд. Из щенков взрастут волки когда-то. Да и не так прост тот Броданн, как ты думаешь, юноша. Скользкая гниль он, хоть с виду и трус. Гляди, как бы не пожалеть нам за твою милость, сынок… Тот же Гваул уже под шумок треть казны хотел вынести тихо, выблю́док. И эти тут трутся, два братца, во всё сунут нос. Отцу небось пишут, а Килид с Кривым на короткой ноге — а тот явно дейвонам послания строчит, изменник… Я бы их всех… — зубы Ан-Шора вдруг скрипнули.

— Посмотрим, гаэйлин. Глаз я с них не спущу, пока буду в ардкáтрахе — а за меня ты и Конлойх всю власть и казну держать будете, а не это семейство. Пусть девками и кухонными горшками скользкий тут вершит. А Гваула Гулгадда люди разыщут, собаку — чтобы не смел убежать куда к ёрлу в уделы.

— Если уже не сбежал этот пёс…

— От Гулгадда вряд ли сбежит.

— От Дубильщика — вряд ли…

Ан-Шор помолчал, тяжело скрипнув челюстью.

— Смотри, арвеннид — за доверие плата всегда высока, если прежде не знал ты… Тебе лишь решать.

Грядущие дни весь ардкатрах подобен был бурно кипящему в пламени, перекрытому крышкой котлу. Едва затушив все пожарища, расселив по ещё уцелевшим жилищам исхо́ронам крова лишившихся жителей,погребя всех бесчисленных павших — все, кто в Глвиддглинн и ближних уделах был в силах, по повелению арвеннида без промедления принялись за дела.

Из других городов и селений в ардкатрах сгоняли коней под седло и для упряжи. Топтали дороги воители разных семейств, становясь под стяги кийна Бейлхэ и всех присягнувших ему домов Эйрэ. Ужаснувшиеся произошедшим, и фе́йнаги, и их данники, и купцы, и торговцы с ремесленниками, и святилища Трёх и иных богов Эйрэ щедро жертвовали серебро и любое добро на сбор войска владетеля.

По полуопустошенному огнём городищу гремели молоты уцелевших и вновь возводимых тут кузниц, скрипела снасть плотников. Чинили прежде разбитые в битве метальные снасти и строили новые, в том числе и пригодные для ответной выправы — прочные и лёгкие, обшитые с боковин для защиты от ближнего боя и ставленные на мощные колёса и гибкие сборные дуги. Тысячи откованных в бушующем пламени горнил клинков мечей, голов секир и лепестей пик закалялись и оправлялись на черены, ожидая рук тех, кто скоро возьмёт их в сражение. Точились и скреплялись с убийственными жалами бессчётные множества древок для клиньев и стрел.

На не гаснущих в день и в ночи кострах умельцы-дровятники выгоняли в глухих, законопаченных глиной чанах сокрытый в смоле елей и сосен горючий дух, охлаждая холодной водой его собиравшиеся грозные пары и собирая их слезившие каплями струи в дубовые бочки, заполняя с великой предосторожностью вытесанные в каменных половинках и в литых железных «орехах» огни́щ сердцевины, прочно и надёжно осмаливая снаружи, закупоривая затаённую разрушительную силу огня.

Борна Старый с людьми дома Бранн и иных семейств юга в тот же день вновь покинул ардкáтрах. Опытный ратоводец, он сразу принялся за дело — и уже вершил теми загонами, что начали преследовать отступивших от Аг-Слéйбхе противников, не давая собраться тем с силами и снова обрушиться на другие городища и укрепи запада Эйрэ. Отошедшие к Каменному Узлу кóгуры ёрла всё ещё были опасны и многочисленны, чтобы дать им уйти или где затаиться в ожидании подхода шедших с далёкого запада подкреплений.

Тийре сам возначалил снаряжение тех нескольких тысяч, что вскоре должны были пересечь Помежья и обринуться на врага на его же земле. Из числа собиравшихся в воинство отбирались самые опытные всадники, охотники-стрелки, те кто прежде немало странствовал по уделам дейвóнов и хорошо знал их земли, торные дороги и дебряные леса. Среди них особо искались такие, кто знали разные дейвонские говоры, выносливые и не страшившиеся отправиться в эту выправу — казалось бы безнадёжную и грозившую всем им лишь смертью.

Вершних долго искать не пришлось. Силы метальщиков были отданы Оллину Áдарххáннаду из кийна Гва́илдэ, чьими руками вместе с прочими мастерами и были сооружены новые лёгкие кáита-гаóйта, годные для долгой выправы по бездорожьям. Две мор-лóхрэ конницы возглавили вознявшийся от простого десятника рыжий исполин Кáллиах и прежний четвёртый лу́айд-лóхрэ Унлад Стрелок из кийна Маэл. Третью тысячу — из числа самых способных в выведывании путей — отдали прежде сотнику второй тысячи Догёду Долговязому, старому их товарищу по восточным выправам. А последняя тысяча — главная ударная сила в их деле, и как и прежде оставшаяся счётом Второй — шла позади Áррэйнэ, которому и суждено было как вожаку повести этот малый загон через Помежья на многократно превосходившего их числом неприятеля.

Вместе с рассветом стальные потоки их воинства точно река потекли через Закатные ворота Аг-Слéйбхе, ощетинясь волной взнятых к небу жал копий. Хрипели разгорячённые скакуны, в нетерпении ударяя копытами оземь, звенело железо брони и скрипела тяжёлая сбруя. Говор тысяч людей растревожил тишь утра, пугая в ветвях спящих птиц.

У стен городища выстроились пять мор-лóхрэ конников, своими рядами заполнив уходящую к перевалу за Глвидд-ог-слейббóтха дорогу — туда, где за недалёким отсюда Помежьем и союзными землями в предрассветном тумане лежала чужая земля. Оттуда из тьмы появилось дейвóнское войско, готовое взять городище, предать его стали и пламени под копытами несокрушимых кóгуров Ярнвегг. Несокрушимых… до той роковой Ночи Смерти, когда те ворвались в пределы Аг-Слéйбхе и встретились со свирепием детей Пламенеющего, словно его небесным молотом сокрушившего сыновей Всеотца теми тысячами его алчущих алого острых клыков и когтей — и яростью того, кого за одну эту ночь нарекли Львом А́рвейрнов — того, за кем отринув страх встал сперва лишь один его малый десяток, к которому после примкнули там сотни и тысячи.

Мимо своей мор-лóхрэ, чьи ряды точно жало копья первыми были устремлены на закат, пронёсся верхом здоровяк Кáллиах, осматривая их строй. Затем исполин из Дайдрэ развернул жеребца и поскакал назад к неподвижно застывшему на сером как пепел Ветре их вершнему, который сняв с головы шелом молча и сосредоточенно рассматривал воинство.

Никто не мог бы и подумать, будто Лев сам боится нелёгкой той ноши, кою вздыбил на плечи себе, отважившись вести передовое воинство Эйрэ в самое сердце дейвонских земель — да и не знал его дух в это утро холодного липкого страха. Но будто под шёпотом чьих-то невидимых уст он натянут весь был точно та тетива перед выстрелом и внимательно рассматривал лики ожидавших приказа его к выступлению воинов — многих из коих знал как самогó себя, с кем раньше сражался в одном ряду и долгие годы нёс вместе долг службы владетелю Эйрэ.

Как знать — скольких их не узрит он в грядущем, кому из товарищей не суждено возвратиться домой из такой безнадёжной выправы, которая вела всех их вдаль от ещё дотлевающих рухнувших крепей Аг-Слéйбхе к твердыням врага, их стальным хищным жалам и убийственным ливням из пламени? Кто скоро совсем обретёт свой покой у пламяродящего горнила Бури Несущего? Кого из верных их дружбе он лишится, навеки оставив в чужой им земле? И какова будет та неизвестная доля, что предначертана в этой войне самому ему?

Внезапно, словно с дуновением ветра от подскакавшего Кáллиаха Áррэйнэ очнулся от этих волнующих мыслей, выметая их вон из рассудка как будто гнилую листву повесне, и воспрял, мотнув головой и одёрнув поводьями Ветра, чтобы тот стал на месте.

— Ну что, Лев — пора выходить? — удерживая рвущегося с места рыжего Тучу вопрошающе глянул на товарища Молот.

Áррэйнэ согласно кивнул головой и обернулся к неспешно скакавшему к ним от ворот малословному Гулгадду, за кем подле верхом следовал с грузом плетеных клеток через спину коня второй человек помоложе.

— Добрых дорог тебе, Лев! Был бы я в силах не только желать то, но чтобы и так было всё вам в выправе… — негромко промолвил глава всех выве́дных людей.

— Мне кажется, что-то ты всё-таки можешь, почтенный — ведь не зря ты явился к отъезду? — Аррэйнэ бросил взор на второго прибывшего с плетёными клетками птичьих жилищ поперёк конского крупа.

— Вести ты нам можешь быстро отправить с такими гонцами. Каждый знает свой путь до родного угла, поклянусь Пламенеющим. Но и от нас ты вестей тоже можешь дождаться.

— Как, почтенный?

— Пусть те птицы не в силах найти твой загон на пути всякий раз в новом месте, но и там средь дейвонских уделов есть верные люди, кто способен те вести от нас получить — и тебе передать как сумеют.

— И если не тайна, то кто же? — прищурился Лев, — чтобы люди мои их случайно железом не взяли в запале когда-нибудь?

Гулгадд всё так же бесстрастно прижмурился в тихой усмешке.

— Есть в лесах и иных городищах такие, с кем и мне довелось делить хлеб и добычу, и тайный язык их узнать… Был я некогда в юности кожником в землях Помежий — и знаваться пришлось много с теми, кто охотится вольно в лесах, не спросив того знатных хозяев угодий… и с разбойными тоже пришлось мне дела наши плесть. Так что многие помнят меня там и нынче — а своим серебром я их память острю каждый год. И от них в этот раз получил я немало вестей, а их птицы ждут часа домой полететь.

— Вряд ли те, кто в лесах, меня встретят открыто, почтенный. Затаятся все в логовах, нас лишь завидев.

— Не ищи их — найдут тебя сами, коль ты чем им не станешь вредить. Если будут к тебе от нас с Тийре срочнейшие вести, я отправлю всех птиц по домам — и такие, кто будет поблизости к нашим загонами, сами к вам выйдут тихо, «от Дубильщика с вестью» тебе так назвавшись.

— Спасибо, почтенный! Были бы добрые вести, подмоги где ждать нам от вас?

— Обещать того я не могу — не из воздуха же войско владетель до срока собрать должен… — усмехнулся Дубильщик, — но коль буду что знать о враге, то что ты должен будешь услышать немедля — жди таких новостей.

— Буду рад то услышать, почтенный.

— И ещё… — Гулгадд приподнял обшитую медью тяжёлую крышку большого ларца, что держался пристёгнутым сзади за ним на седле жеребца. Из того он извлёк два предмета и толстую сшивку в чехле. Первый был плоский диск с множеством стрелок на тонкой оси, что вращались с обоих сторон его — весь украшенный вязью дорожек резьбы и огромного множества знаков светил круга неба — приспособа, что прозвана «звёзд собирателем». Второй был коробочкой с тонкой иглой под слюдой, на которой дрожала стрела с острым жалом.

— Есть такие вещицы у оных — но таких как вот эти ты точно где мало отыщешь. Знаю — людей подобрал ты отменных, дорóг знатоков — но это в пути по дейвонским уделам тебе пригодится. Этот звёзд собиратель собрали не тут даже лучшие в деле умельцы, а в Вестрэсъёлхёфне. Тем мореходам нет равных, и знания их со всем опытом в эту вот вещь воплотились. Сгодится счёт времени с местом, восход и закат каждый день разыскать во всех здешних уделах — а если забраться на север к Воротам иль дальше южнее Бирксведде — сменить лишь на нём нужно диски с путями светил. Ну а зрящий к Небесному Колу вдовесок — сгодится…

— Спасибо, почтенный. Сгодятся уж точно…

Гулгадд подал Аррэйнэ сшивку, достав её толстую тяжкую стопку листов из чехла.

— Береги её. Очертей этой подобных во всех землях Эйрэ не больше десятка. Тут все тропы, дороги и броды, перевалы и каждое селище с укрепью начиная от наших Помежий и до океана. Годами мне верные люди везут эти вести — проверены трижды — в том сам присягну тебе. Тут кожа квасцами пропитана, воском покрыта и соком корней козельца с бересклётом — тумана и мороси с лёгким дождём не боится, и искры её не прожгут, не обуглят столь быстро.

— Ценная штука, почтенный! — в удивлении присвистнул Аррэйнэ, бережно взяв в руки сшивку и глядя на краски страниц.

— За такую одну все три сотни тяжёлых копейных собрать можно в воинство…

— Добр ты с помощью нам — не то слово!

— Добрым мать меня разве что звала когда-то… — усмехнулся глава всех выве́дных людей, улыбнувшись вдруг так, что все зубы блеснули во рту, — душ на мне за те годы побольше, чем ваш Каллиах снял желудей с чужих плеч своим молотом — а его-то уж добрым непросто наречь.

— Таковы мы, почтенный… — пожал Лев плечами, — что и я — не дэирвиддэ почтеннейший нравом. Даже он проливает кровь в жертву, куда уж про нас говорить?

— Верно молвишь… Но и я все долги свои сам уплатил за то после, как пять лет на цепи просидел в той темнице у Фрекиров. А теперь служу верно владетелю Эйрэ — раз тут прок в моих знаниях есть и вам нужен.

— Что же — спасибо за птиц и за всё! — Лев учтиво кивнул, одобряя подарок от Гулгадда, и умолк на мгновение, глядя главе всех выве́дных в глаза.

— Ты ведь много что слышал, почтенный — раз труд твой таков при владетелях Эйрэ. Может слышал ты что про…

— Про семейства дейвонских домов северян? — хитро прижмурясь спросил у него собеседник.

Лев лишь кратко кивнул головой.

— Может слышал ты что, у кого из домов их что знаками было на стяге? У кого может было там…

— Может львы? — усмехнулся вдруг Гулгадд, взирая на Аррэйнэ — перебив его речь.

— Может львы. Может лев лишь — а быть может и вовсе не он, а другое. Мал я был тогда сам, чтобы твёрдо то помнить… Помню только, что был стяг тот — чёрный…

— И белый? Или с золотом? Или быть может…

— Не помню, почтенный, — перебил его Аррэйнэ, — мне кажется, белый…

Гулгадд задумчиво почесал шею, пристально глядя на Аррэйнэ.

— Явно что белый. Ведь с золотом чёрный сам знаешь чей стяг, чьего дома…

— А Ёрвары?

Гулгадд с сомнением хмыкнул, взирая на Аррэйнэ — глядя в глаза.

— Не похож ты на Ёрваров, парень — если только кровь матери взяла своё… И потом — повернись-ка! Сними наголовник.

Лев стянул с головы плотный стёганный нитью чепец подшеломника.

— Вряд ли ты из их дома. Если только из данников их каких младших. Да и живы они все, не знаю погибших семейств. А нет ли на теле где знака какого — отметины старой, заросшей уже — на руке, голове или шее?

— Нет… — помедлив с ответом сказал Лев негромко.

Дубильщик на миг призадумался, почесав себе за ухом.

— Ну может и вправду ты Гальдур по крови? Про них все слыхали — про гибель их дома в те самые годы.

— Может и он… Мал я был тогда сам, чтобы помнить.

— Северяне про то много знают. Вот у них и ищи, как низвержен был орн львов когда-то в Соседскую Смуту огнём и железом — и кем…

— Я понял, почтенный. Спасибо тебе!

— Ну — Каэйдринн сплети тебе нити счастливо в дороге! Не прощаемся — встретимся некогда после. Делай что должен, Лев. Время такое, и ваш пришёл час.

— Так, почтенный — до встречи!

Когда Гулгадд отъехал назад к городищу, Лев окинул в последний раз взором выстроившиеся ряды конницы, меж которыми точно чудища морских бездн из древнейших сказаний вздымались рамы и плечи вóротов, готовых к столь долгой выправе. Тысячи глаз, заприметив взгляд вершнего, обратились ко Льву.

— Áррэйнэ — скажи что-нибудь доброе на дорожку! — окликнул его Догёд Тал из Маэннан.

— Не до речей сейчас! — рявкнул он, приподнявшись на стременах, — посмотрите назад, на то как дейвóны у нас погостили — и хорошенько запомните, чтоб самим там в гостях не быть неучами! Пламенеющий подле нас!

— Тинтрéах!!! — тысячи глоток исторгли первейшее имя их Бури Несущего, содрогнув тишину — и воинство тронулось с места, устремляясь по ведущей за перевал дороге на запад.

Конные ряды понеслись на закат, исчезая как тень в уходящей туда ночной мгле. Впереди была неизвестность грядущего жребия их казалось бы безнадёжно отчаянному набегу во вражьи уделы — в самое сердце Дейвóналáрды — полные мощных укрепей и бесчисленных копий им шедших навстречу всех кóгуров ёрла. Но словно сам Бури Несущий незримо был средь них, из сердец выметая и страх, и сомнения — ненадёжных попутчиков в деле. Словно пламенным знаком Его был отмечен тот вождь, за которым шло воинство — веря в его напор и непоколебимую смелость.

С новым утром глава всех выве́дных людей вновь явился к владетелю Эйрэ. Тийре спешно готовился к выходу с войском в Помежья, отдавая приказы и слушая ве́сти гонцов.

— А, почтенный — что птицы тебе принесли от дейвонов? — с усмешкой спросил он того, отпустив от себя двух посланцев из Кромдех и Слеан.

Всё такой же бесстрастный, но хмурый сильнее обычного Гулгадд безмолвно подал их владетелю свиток из тонкой промасленной ткани, на котором написано было послание тайным письмом.

— Не с заката та птица явилась теперь — а с восхода, владетель… — ответил он тихо.

С лица Тийре сбежала в мгновение кровь. Он в волнении стиснул развёрнутый свиток в ладонях, словно вовсе не веря словам, что написаны были там вязью.

— Как же так?! — он растерянно вскинул глаза на Дубильщика, потрясённый известием, — так внезапно… и прямо сейчас…

— Давно знающим было понятно, что случится такое теперь.… Даже Модрон был в этом наслышан, но оставил как есть, уповая напрасно, что само рассосётся оно — что умаслит огонь тот дарами, дурак.

— А теперь? Как далеко они?

— Уже в пламени все городища у Гу́айрэ — и идут они дальше уделами Гулгадд и Кинир. А иные загоны достигли уже самых крайних отрогов у гор. Лишь седмина-другая — и будут кочевники тут, если их перевалов на Ан-меан-слейбха хозяева тоже сдержать не сумеют.

— Надо срочно послать хоть две тысячи снова к востоку, пока все мы на запад ещё не отбыли за Аррэйнэ следом!

Гулгадд хмуро воззрил на владетеля.

— Все войска наших кийнов с востока и так уж уходят обратно. Никакою их силой вернуть не сумеешь ты, Тийре, когда в доме там пламя бушует — никаким чувством долга идти не принудишь на запад сдержать войско ёрла. Гулгадд, Кинир и Габ — все дома́ уже вышли без спроса к востоку. Их войска́ ещё утром покинули гору, и теперь переходят за Гвар-ог-слейбботха в пути к Быстроводной. Даже Донег пошли с ними вместе, оставив тут только загон сына Дайдрэ…

— Да как же надвое нам разорваться? Почему же вчера не пришли эти вести проклятые?! — кулак Тийре с размаху впечатался в доски стола, — там же Аррэйнэ будет идти в одиночку — ожидая напрасно того, что мы выйдем им следом в подмогу!

— Утром вести пришли к нашим фе́йнагам, Тийре. Я вчера ещё знал это, каюсь — но ждал подтверждения слухам… и тебя не решившись пугать.

— Но чего же ты молчал?! — вспыхнул арвеннид.

Гулгадд был как и прежде бесстрастен, взирая в глаза сыну Дэйгрэ, что теперь бушевал точно вихрь — весь взволнованный и распалённый.

— Не потушишь ты пламя, владетель — когда в двух местах сразу занялся пожар. Надо выбрать одно — где скорее лить воду, а где только те искры сбивать. Лишь тебе выбирать по уму, что важней для нас будет теперь в каком месте…

— Но там Лев ведь один будет!!! — Тийре был весь в запале, кровь обратно прилила к лицу его алым багрянцем.

— На востоке ведь тоже живут наши люди — кто нам подати шлёт и даёт копья в воинство. Много верных тебе там домов, кто пришёл на твой зов на войну. И там во́йска почти не осталось теперь — все ушли за тобою к горе, их уделы оставив совсем без защиты.

Гулгадд молча взирал на владетеля — глядя на то, как их арвеннид весь изводился в сомнениях.

— Всё не можешь решить, какой выбор тут сделать? Или ждёшь, что иные его за тебя изберут — твою совесть оставив свободной? Ты, владетель, прости — но не выйдет такого теперь, не пытайся. Лишь тебе выбирать.

— Ты-то знаешь о том что хоть сам — как решить это мне?! — вспыхнул Тийре, опереувшись руками на стол и дыша тяжело.

— Я? Храни меня Трое — такого на душу не брал… Но тебе расскажу один случай, чему сам был свидетель, очно так это видя. А ты слушай — и после сам твёрдо реши, что избрать тебе нынче — и цену какую отдать за решение это.

— И чего же такого ты зрил? Как отец мой решал — покарать или нет каких фе́йнагов смертью, своих прежних друзей, кто восстание поднял на юге тогда?

— Не без этого тоже — видал я такое. И тебе то же выпадет вскоре — не бывало ещё без измен с вероломством войны… — Гулгадд пристально глянул в глаза сына Дэйгрэ, — уже нынче предателей столько сыскалось, кто пред сильным врагом и слабеющим домом твоим выбирает отнюдь не второе. Запад, север, восток — всё посыпалось разом. Едва треть от уделов отца под твоей ещё властью остались — а быть может и меньше останется после, коль сдержать не сумеешь врага и внушить свою силу домам, кто доселе в сомненьях, к кому до́лжно примкнуть в этот час. То тебе надо будет решать… Только тут об ином мой рассказ.

— И о чём же?

— О выборе. Ты, почтенный, хоть сам рос не в золоте прежде, и умёта в три ложки хлебнул — такового уж точно не зрил… Жил я в детстве в союзных уделах, и там же имел ремесло — был дубильщиком, кожником, сбрую тачал и шевцам да башмачникам слал свой товар постоянно.

— И за то ты Дубильщиком прозван, как слыхал от Ан-Шора я прежде?

Крóэн-дэир насмешливо хмыкнул, оскалив все зубы во рту.

— Может и так… Только лучше не знать того вовсе, владетель, кто и за что мне такое вот прозвище дал. Был я дружен с лесными людьми — не без этого в деле подобном, известно — и с разбойными всякими тоже водился порой. Были разные там — и такие, кто бедностью стал на злодейскую стежку, и воители прежние, кто теперь не у дел оказался, к ремеслу и труду не желая вернуться… и такие, о ком вспоминать не желаю и я. И с подобными был там один раз по делу.

Старый друг мой, купец из Трёхпутья по имени Освир Меняльщик тишком приторговывал краденым — и послал меня с разным добром для ватаги злодеев к ним в лес — обменять те припасы с вином на все деньги и прочий товар из обозов, что там взяли они как добычу. Сам же я собирался забрать у них шкуры, что снимали они с лесной дичи. С тем и прибыл в условное место на севере здешних владений у Ёрваров, где гнездились они среди чащ и болот, выходя к большакам и селениям грабить.

Дело гладко прошло, пили мы у костра перед тем как отправиться дальше — им в их логово в чащах, мне на запад до Горного Камня — ненадолго сплелись наши стежки в те вечер и ночь. К са́мой тьме заявились в ватагу дозоры злодеев, что шли через малое селище подле дороги. И с собой привели они женщин — мать-вдову и двух дочек-близняшек — что годами помладше чем Гована внучки наверное были. Сам поймёшь, что не тряпки стирать и варить им еду их сюда притащили в ватагу насильно…

Та вдова пала злыдням в колени, умоляла детей её прочь отпустить — что сама она всем им добычею будет по воле — лишь бы дочкам не делали зла. Но те ржали как кони, что стара она стала уже, есть мяско посвежее у них на примете. Явно уж не из тех они были, выблюдки, кто до милости близок другим по чести́, и внимает чужому несчастью.

Тут вожак их — сам был из южан, приблудился когда-то в те земли из воинства Дейнова рода — порешил вдруг устроить потеху. Был он прозван в ватаге Суровым, но шутки порою любил отколоть — и такое там молвил вдове при всех людях. Мол — стара ты, но я не злодей отобрать твоих дочек обеих за раз. Мне без разницы кто — так и так с лица годны — на всех хватит и двух, и одной… Ты сама тут реши, пока я на костёр отолью, кто из них возвратится с тобою домой — а кто в чаще останется с нами…

Тийре долго молчал, глядя Гулгадду прямо в глаза. Молчаливо стоял и глава всех выве́дных.

— Долго ли ты — даже пивши как конь целый вечер — на угли́ свою спустишь струю? Время то столь мало́, что иные обчесть не успеют на пальцев костяшках… а ей больше не дали иного там выбора эти злодеи в ту клятую ночь.

— И избрала она?

— Да, избрала. И отдала им дочь, и сама прочь сбежала с другой, затыкая в отчаяньи уши — чтобы первой не слышать тех криков и мольб. Две с лица как одна — волос в волос, как в зеркало зри. Обе в чреве её своей ножкой толкались, обе грудь её жадно сосали… им последнее всё отдавала небось, как растила без мужа в нужде. Уж не знаю, каков был ей выбор — как сумела решить, каковыми раскладами даже. Может дала им слабую дочь, кто прожить не сумеет такое с собой пережив — или ту, кто сильнее и твёрже? Может меньше любимую ей — уж не знаю, владетель…

Я сам видел немало убийств, мои руки в крови, сам пытал и был пытан — но в ту ночь сам предела достиг своего, это видя воочию. Понял я, что навек отвратилось там сердце моё от злодейств — что не с ними тропа мне грядёт, с кровопийцами подлыми — кто такое измыслить посмел, самой жертве решать избирать кому гибель. Да — знаем мы, что мир жесток и зол, что больше здесь темниц и ям, смирение и добро тут не в почёте… Да — грабят люд владетели, сосед соседа режет, кровь вокруг… Но гнать людей, травить как на охоте, срывая с них одежды на ходу, как скот терзая мучить и со смехом лицезреть беду — забыв про жалость и гордясь что хищно всё берёте. Нет — путь тот лишь во мрак, петля в конечном счёте. Предрешено злодеям на роду — кто сеял смерть, пожнёт лишь боль и горе.

Что я сделать мог сам — в одиночку с их стадом, кого было там все пять десятков убивцев? Вслед за ней я пустился в дорогу, забрав воз с их проклятым товаром, проклиная себя — что смолчал, даже будучи слаб не сказал слова против злодейства. Свою плату отдал я богам — пойман был на пути там с чужим серебром и отправлен на дыбу, а потом все пять зим просидел на цепи в тверди Фрекиров, прежде чем был отпущен и снова вернулся домой, став потом тем кем есть при дворе у владетеля Эйрэ. Но доселе в ночи просыпаюсь в поту, вспоминая ту мать — и её тяжкий выбор.

Гулгадд смолкнул на миг.

— И тебе выбирать, что нужнее теперь — к кому помощь твоя нынче выйдет…

Тийре долго молчал, став как каменный столп из святилища Трёх — лишь безмолвно шепча что-то под нос в раздумьях — словно на тех непрозримых весах постигая обмыслить и взвесить решение.

— Есть и способ иной — как когда-то в час распри с владетелем больхов содеял твой предок Гвен Резкий три века назад. Когда снова из дальних пределов Мор-Гвеллтог явились кочевники, отдал он им в растерзанье уделы востока, где хозяйствовал прежде дом Габ и их данники Гу́айрэ. За ту плату не шли войска́ хучей в иные уделы — залив земли те кровью, спалив городища и много народа угнав за собой — пока Гвен на иных полях распри у юга сумел преломить вражье войско.

Но сам знаешь из свитков — нажравшись они не ушли, а забыв уговор пошли вскоре и дальше — полагая по че́сти, что тот, кто своё не хранит, им отдаст много больше. Кто не станет беречь свой удел как мужчина — тот оплакивать будет его точно баба — уж так повелось. Так что думай скорее, владетель — пора выходить.

— А что было со злыднями теми — известно? — спросил вдруг у Гулгадда арвеннид.

— Два десятка уж зим как о них не слыхал… Знаю только, ушли они вскоре из Ёрваров этих уделов на север — там, где жили тогда у горы…

— Давай поскорей — сам сказал ведь, пора выходить! — прервал Гулгадда Тийре.

— Ну скорей так скорей. Может дальше злодействуют где-то. Может тихо осели с награбленным там серебром по далёким уделам и хозяйствуют власть — жён сношают и деток плодят.

Гулгадд смолк на мгновение.

— А быть может давно их пожрал Эйле мрак, кровопивцев проклятых… Кто сеял смерть — пожнёт лишь боль и горе.

Тийре так же молчал, но лицо его стало суровым и твёрдым — уже приняв внутри то решение, что теперь вынуждал его выбрать их рок. Рок, что весомее был за венец власти предков — и давил своей тяжестью голову сына Медвежьей Рубахи как камень — принуждая как надвое разорвавшись решать, кому жить.

— Знаю — он друг, каких нету верней, Лев тебе словно брат. Только он — не та девушка в чаще… Силы их воинства пусть и малы, но за себя постоять пред врагом они смогут. Защити сперва тех, кому это нужнее.

— Отправь срочно гонцов, чтобы шли все загоны к востоку. Пусть хозяева всех перевалов по Гвар-ог-слейбботха и прочим хребтам отворяют ворота и воинство наше снабдят всем чем нужно. Чтоб открыты все были мосты по течению Лу́айт-ллиф-э́байн.

— Так, владетель — исполню.

— Должен знать ты, почтенный — где могут враги стать на отдых, по каким тропам прежде ходили сюда, где места для добычи награбленной будут у них, где поставят обозы? Мест укромных немного таких, чтоб не знать о том было за годы набегов.

— Всё я знаю, владетель. И надёжные люди оттуда пришлют голубей — лишь не медлить нам нужно теперь, а ударить внезапно.

— Ударим…

— И ещё одна весть сейчас прибыла, арвеннид. С севера…

— Говори уж… — сын Дэйгрэ остался спокойным, встречая дурные известия утра в лицо — верно зная, что добрых их нынче не будет.

— Твой двоюродный брат Родри Гви́алл, сын Килуха — при поддержке Кривого нарёк себя арвеннидом, и уже собирает войска и сторонников в Эйрэ, дабы взять себе место владетеля.

— Я понял, почтенный, — кивнул ему Тийре, — как быстро он там управляется с этим?

— Настолько пока, что тебе нужно быстро решить все дела на востоке. Как только он что-то предпримет и выйдет к горе, я тебя извещу.

— Если я соправителем сделаю родича — как, нам удастся решить дело миром? Что ты думаешь, Гулгадд?

— С Родри? Побойся Троих — он и брата родного не чтит старшинство́… — усмехнулся Дубильщик, — а твоё и подавно. Как с ним дело решить — лишь тебе выбирать…

Солнце шло на закат, когда воинство Эйрэ покинуло гору и вышло к востоку, устремляясь по кручам дорог к перевалу Рассветному — где уже разгорался иной багровевший пожар.

Впереди была лишь неизбежность…

В тот же день в воздух возле горы взнялись несколько птиц, что несли тайнописные свитки посланий своим ожидавшим вестей. Иные поймали потоки ветров и направили крылы к востоку и югу, но почти большинство их летели на запад. И одна из них — сизая — взмыв в высоту устремилась туда же куда остальные… не отличная от большинства, но имевшая цель много дальше — в Высокий Чертог.