…Но Буря Придёт

Nameless Ghost (2024)

Вымышленный мир или иная история нашего? Решать то читателю. Мрачная сага из мира суровой архаики, наследия века вождей и героев на фоне полуторатысячелетнего противостояния столкнувшихся на западе континента ушедших от Великой Зимы с их прародины к югу дейвонов и арвейрнов, прежде со времён эпохи бронзы занявших эти земли взамен исчезнувших народов каменного века. История долгой войны объединивших свои племена двух великих домов Бейлхэ и Скъервиров, растянувшейся на сто лет меж двумя её крайне горячими фазами. История мести, предательства, верности, гибели. Суровые верования, жестокие нравы времён праотцов, пережитки пятнадцативековой вражды и резни на кровавом фронтире народов — и цена за них всем и для каждого…

ГОД ПЕРВЫЙ. ПРЯДЬ ВТОРАЯ"…ТЕ, КТО МНОГО СМЕРТЕЙ ПРИНЕСУТ БЛИЗ СЕБЯ…"Нить 5

Утро ещё не настало, и ночь продолжала катиться волной черноты над лесистыми взгорьями Глвидд-ог-слейббóтха, когда завершив все дела в городище Аррэйнэ возвратился назад, точно влекомый непознанной силой. В одиночку он брёл меж дымящихся гаром руин их сожженного кáдарнле, словно не находя тут пристанища.

Его колотило от дрожи как будто в трясучке — но не от страха или усталости, а от до сих пор не унявшейся ярости. Льву всё не верилось, что побоище завершено, что в кáдарнле не осталось ни одного живого врага — а руки стискивали рукояти мечей, требуя крови, пламени и убийств. Сын Ллура как ошалевший кидал взоры то на пылающие словно светочи теахи Среднего городища, то на руины Больших ворот в укрепь, то на рдевшее крошево алых углей и осколков, которые сыпались из догоравшей твердыни дворца. Пламя пожрало там всё, что возможно, перепалив перекрытия между поверхами, и снопы искр жарким огненным вихрем взмывали из бездны провала осевшей внутрь вежи чертога владетелей.

Это зарево притягивало его взор — и от него цепенело в груди гулко бившее сердце, а душу охватывал тот же ему непонятный, неодолимый никоею силою страх. И в сполохах пламени А́ррэйнэ словно воочию зрил из глубин своей памяти эти кусочки прошедшего — лики людей — тех, чьим сыном и родичем он появился когда-то на свет. Словно сгребая осколки разбитого прежде кувшина Лев собирал из них те небольшие частицы давно позабытого, тщетно пытаясь слепить их, собрать воедино… В памяти точно из бездны всплывали обличья родителей; виделись словно объятые мглой лица прочих людей, его кровной родни; зрились гордые стяги со знаком их дома, пред которыми преклоняли колени достойные свердсманы многих уделов. Яркой вспышкой мелькнуло лицо старика — крепкого, седобородого, ласково что-то шептавшего и прижимавшего длань к груди мальчика, где сейчас бешено, словно в горячке металось его трепетавшее точно у пойманной птицы дрожавшее сердце. Их размытые лица и тихие голоса оживали и вновь растворялись в бушующем пламени воспоминания, пришедшего из неведомой бездны безвременья — точно тени из Эйле являясь к нему из минувшего в эти мгновения.

Но как Áррэйнэ ни напрягал себе память, больше он ничего не мог вспомнить — ни тех позабытых событий, ни ликов, ни даже имён их — ни даже своё позабытое собственное…

Он снова очнулся от этих внезапных видений минувшего — и узрел, что стоит на обрыве стены рядом с рухнувшей частью дворца. Был час раннего утра, когда заря на восходе уже обагряет вершины хребта за ардкáтрахом, и начинают алеть прежде чёрные чащи закатных отрогов вокруг перевала. Где-то там в дебрях за Глвидд-ог-слейббóтха укрылось отбитое ночью от стен городища дейвóнское войско — опасное, грозное, но уже побеждённое — лишённое почти всех осадных хендску́льдрэ и перекатов с припасами и снастями, потерявшее большую часть их Железной Стены и Ночных Птиц. Никому из тех не удалось живым выбраться из пылающего городища. Даже отсюда с высоты кáдарнле было видно, как на озарённых пламенем улицах люди рвут на куски их тела в окровавленных чёрных одеждах, выискивая на расправу последних из уцелевших Ноттфу́глен и тщетно пытавшихся скрыться в толпе земляков северян дома Кроммах с их данниками, узнавая тех по иному, отличному от бытовавшего здешнего говору.

В эту ночь сыны Эйрэ сумели взять верх в беспощаднейшей схватке с извечным противником с запада. Но сколь высока была плата, которую взяли с них боги, даровавшие эту победу… и выкрики ликования заглушал не смолкавший стон раненых и уже отходящих в мученьях холодной тропой умирающих — и причитающий плач многих сотен осиротевших, доносясь до руин раздирающим сердце пугающим отзвуком тех голосов, тщетно звавших их сгинувших близких. Совсем неподалёку с горящего кáдарнле раздавался отчаянный девичий вопль, когда чья-то сестра или дочь, лишившаяся может быть не одного из своих кровных родичей, захлебываясь слезами кричала отчаянно в темноте «мамочка… мама…», раз за разом твердя это и заставляя сердце Аррэйнэ содрогаться. Его пересохшие губы как в забытьи тихо вторили этим словам, как некогда то же шептали они во тьме ночи над затухающим пепелищем родной ему тверди.

А сколь много тех окриков разносилось теперь среди дыма над всем городищем — что быть может и боги не ведали счёта им, раз допустили на склонах священной горы столь невиданное прежде кровопролитие, и так много смертей принесли близ себя в эту страшную ночь всепогибели?

Áррэйнэ повернул взгляд направо, где ещё продолжала пылать твердь дворца. В этот миг остатки чудом державшихся без выгоревших перекрытий стен с громким грохотом рухнули, и огромный столб искр в сером облаке пепла взлетел над ужасным костром погребения, где сегодня погибли в пожаре сам áрвеннид Эйрэ с тремя сыновьями и прочими родичами, и множество люда из стражи и слуг — где сгорели Высокое Кресло с Полотнищем Предков всего дома Бейлхэ.

Жар полыхавшего гара и издали жёг Льву глаза. Брови и волосы Áррэйнэ были истлевшими за ночь, опалённые пламенем в Славном Чертоге — и извернувший ему наизнанку нутро страшный запах той горечи чада и обуглившейся человечины вызывал у него в сердце дрожь. Он знал, он отныне смог вспомнить, что весь род его некогда так же погиб в страшном пламени… сгинул от рук их сородичей, зловещий свист чьих полыхавших огнищ жутким отзвуком бился в его обожжённой огнём детской памяти — и лицо его как и тогда точно так же пылало от жара в час их неурочной погибели.

Это он помнил. Теперь это помнил…

Ночь ещё была темна как раскинувшееся над землёй покрывало, но приближавшаяся с восхода заря начинала брать силу, и на дальних возвышенностях зарозовело. Смоляная чернь небосвода уже превратилась в густую синь сумерек. Вокруг полуразрушенных укрепи и дворца по-прежнему было светло от зарева бушевавших по городищу пожаров, и от трепещущих отблесков пламени на каменное крошево стен пролегла исполинская тень — словно тут стоял выросший к небу из недр скалы великан, неистовый и свирепый.

Позабыв про волнение Áррэйнэ встал во весь рост на краю полуосыпавшегося, искрошенного огнищами мура, молча взирая на распростёртый под ним полыхающий город, где не стихали пожары — спиной чувствуя весь тот жар смерти от рухнувшей тверди дворца. Пальцы его так и стискивали липкие рукояти залитых по черен дейвóнскою кровью мечей, не чувствуя страшной усталости. Давно смолкло тревожное било над городищем. Но его отзвук доселе стучал в кровотоке ударами сердца, не умолкая. И огонь, полыхавший вокруг, полыхал тем же жарким невидимым заревом где-то в груди — алкаякрови, звона клинков и секир, требуя убивать своих недругов, гнать их и обращать в смерть несущее бегство, слышать их смертный вопль. Этот огонь словно жил в нём, взвиваясь ввысь с каждым биением сердца. Огонь возвратил ему память, прираскрыл те ворота в незримое прошлое — и чтобы вспомнить себя, кем он некогда был, он должен последовать за этим гложущим изнутри страшным пламенем. Следовать подле — чтобы отыскать себя прежнего — и воздать за то тем, кто содеял тот ужас, кто лишил его имени с кровью… чтобы мстить как и должен — жизнь за жизнь, смерть за смерть всем врагам без пощады…

— Мама! Отец! — сам не зная, на коем наречии рявкнув во тьму над горящим ардкатрахом, во всю глотку внезапно он выкрикнул в эту ещё не пронзённую блеском рассвета синевшую мглу, — я приду к вам! Я помню!!!

Последнее слово сорвалось с его уст с такою невиданной яростной силой, что эхо как дикая птица забилось меж чёрных лесистых хребтов за ардкáтрахом, громко вторя ему: «Помню… Помню… Помню…»

И в глубине сердца Аррэйнэ словно раскат Ти́рнех-Мóртвалла рыкнул неистово издавна живший там — прежде спящий в неведении — а сейчас вдруг очнувшийся, жаждущий крови зверь… Лев.

Едва из-за кряжа Рассвета к востоку от кручи двуглавой Лесистой взошло разгоревшись багрянцем слепящее солнце, как через южные Малые ворота в ардкатрах явился большой загон конников, устремляясь ввысь к Верхнему городищу. Впереди всех, следом за нёсшим на взнятом копье белом стяге со знаком их дома в один ряд скакали три человека в полном боевом облачении — долгие кольчуги с полосчатыми вставками и щитками, проклёпанные рукавицы, в руках щиты с копьями, на поясах мечи в ножнах. Двое крайних, крепкие статные усачи по обе руки окружали ехавшего в середине всадника — рядом, но каждый на некотором почтительном отдалении от него.

Тот, кто правил вороным конём посреди тройки, был совсем уже стар. Тяжёлая, широкая в плечах угловатая стать говорила о скрытой под полосчаткой огромной телесной мощи, пусть давно уже ветхой, а сжимавшие кожу поводий ладони шире обычных были тверды. Кольчужного наголовника всадник не надевал, и глухой шелом с наличником и нашейной защитой был приторочен к седлу. Широкая голова с короткими седыми усами и такими же пепельно-серыми волосами, наискось спускавшимися прядью над лбом, возвышалась как камень клох-марвэ на жилистой шее. Взгляд холодных зеленоватых глаз из-под лохматых бровей горел неугасимым решительным пламенем на морщинистом стариковском лице. Ворот кольчуги на скаку иногда приспускался, и из-под него на обветренной шее чужому любопытному глазу показывался широкий, обхвативший кольцом её шрам, врезавшийся в кожу в давние времена.

И так был пугающ вид этого страшного всадника с пристёгнутым к седлу огромным двуручным мечом, сурово взиравшего с высоты жеребца, что даже взволнованный люд на проездах ардкáтраха стремительно расступался по обе стороны, почтительно кланяясь до земли проезжавшим. Ещё долго шепчась меж собой сотни глаз провожали встревоженным взглядом внушающего трепет им всем человека и трепыхавшееся знамя их рода — парившего низко над пламенем ворона с окровавленным клювом.

На месте разрушенных дворищ, чертогов и схо́ронов бушевали устилавшие всё едким дымом пожары. По заваленным обломками камня и брёвнами узким проездам сбившись в толпы сновали лишившиеся крова горожане — вместе с воителями круша секирами, молотами и крюками ещё уцелевшие строения на пути наступающего огня, водой из опустошенных пересохших колодцев и разбитого огнищами водовода с вершины горы туша занимавшиеся от жара и искр строения. С дымящихся завалов подбирали последних раненых жителей и защитников города, грузили на возы сотни трупов всех павших в сражении — своих и врагов.

Пролетевшие путь сквозь ардкатрах от Малых ворот люди въехавших в город южан остановились во внутреннем дворе кáдарнле перед обиталищем áрвеннидов. Их вершний медленно слез со взмыленного от долгой скачки коня, отстранив помощь молодых спутников, и тяжело зашагал к вратам в старый дворец, чьи осевшие и порушенные вежи и теахи всё ещё вздымали к небу клубы дыма.

Таков был Борна Д’аóбга из Бранн — прозванный Отцом Воинства старейший ратоводец Эйрэ. Один из немногих живущих, воочию помнивших время Мор-Кóгадд — он, единственный сын Каменной Руки.

Не торопясь он ступал по обугленным, залитым кровью ступеням мимо убиравших тела на возы горожан, шагая около рухнувшей столпницы, где прежде был Славный Чертог и Полотнище Предков их дома владетелей. У распахнутых дверей его ждал в ещё не снятом боевом облачении первый лу́айд-лóхрэ Ан-Шóр — некогда в час многолетних Помежных Раздоров помощник у Старого.

— Приветствую тебя, гаэ́йлин! — Дубовая Ручища почтительно склонился перед сыном Клохлама, пропуская в распахнутые настежь ворота, за которыми слышался шум множества голосов. Там, в главном покое Резного Чертога уже шёл неотложный военный совет всех собравшихся ратоводцев — и ожидали лишь только прибытия Старого, чьи гонцы появились в ардкатрахе за полвосьмины до этого.

— Здравствуй, Ан-Шóр, — на морщинистом лице Борны, обычно холодном и невозмутимом, появилась тень радости от встречи с давним товарищем и учеником, — опоздал я сегодня, пока с сáмых Помежий сюда проскакал на огонь, и гонцов от тебя не дождавшись. Ну рассказывай, что случилось в моё тут отсутствие…

— Вот так всё и было, почтенный, — Ан-Шор замолчал, изложив все события ночи.

— Вот как… Я предрекал для Медвежьй Рубахи, что Эйрэ вспомнит ещё руку старого Эрхи и тяжесть их воинства. Так говоришь — и сам áрвеннид, и все его сыновья разом сгинули в этом огне?

— Да, гаэ́йлин. Удалось из завалов спасти только среднего, Гийлина — но и он треть восьмины спустя тут скончался в мучениях. А от иных там и тел не осталось в том пламени. Считай, все из рода Бейлхэ, что прежде жили тут при дворе, поголовно мертвы…

— И старые Коннал с Гованом тоже?

— Оба, гаэйлин — видно, и проснуться ещё не успели. И с восточных Помежий вернувшийся Кохта тоже ночью погиб в том бою у ворот.

Старый воитель сурово нахмурился.

— Скольких толковых ратоводцев напрасно сложили, как загодя не углядели подхода дейвóнов.

— Нет вины твоей в этом, гаэйлин — разве не пытались мы оградить Дэйгрэ от дурных советов? И открытой измены северных кийнов не ожидал тут никто — что Кривой приведёт своё войско с дейвонами вместе, выблю́док.

— Где сейчас этот — кто укрепь у нас возглавляет? — покривившись угрюмо спросил у Дубовой Ручищи сын Клохлама, пока его взор пристально окидывал многочисленные пожарища Нижнего городища и полуразрушенные укрепления кадарнле.

— Перед тобою, почтенный, — спокойно ответил Ан-Шóр.

— Вот как… А где тучный дурак Оннох? — ещё сильнее покривился Д’аобга при упоминании этого имени.

— А-а-а, Оннох… — усмехнулся Ан-Шор, — благороднейший Оннох возомнил себя новым владетелем Эйрэ и спасителем городища от дейвóнских мечей — и взялся чинить суд над теми, кто встал на врага ночью насмерть. И благо ещё, что дурак получил слишком скорую смерть — иначе бы наши воины взбунтовались, и не дожидаясь слов нового áрвеннида возняли бы эту свинью на их пики живьём, не взирая на чин.

— И кто же теперь это? — Борна взглянул собеседнику прямо в глаза.

— Тот, кому должно по крови им стать — а по заслугам в бою много больше — и кого лишь немногие прежде считали законным потомком владетеля.

Морщинистое лицо Старого — обычно непроницаемое и суровое — неожиданно разгладилось и озарилось широкой улыбкой.

— Значит, сын Брáнвенниз Мáэн сталáрвеннидом всех домов Эйрэ? Ну и дела… — хмыкнул старик, усмехаясь краешком рта, — теперь ясно, отчего Оннох кочерыжки лишился… Я удивился бы сильно, если бы парень не снял жёлудь с этой свиньи!

— Не совсем так, гаэ́йлин. Быть может Тийре и не был бы áрвеннидом, и не решился бы смерти предать того выродка. Слишком нежданным было всё произошедшее, когда судьба в одночасье смелá из живых и отца, и всех братьев и родичей, и принудила сесть на Высокое Кресло. Ещё восьмина нашего промедления — и уже там сидел бы сам Модрон или кто из потомства Уиллуха — но верно там боги всё так обернули, как вышло внезапно.

— И что же случилось за эту восьмину?

— Вот скажу — не поверишь, почтенный… С нашим Тийре в сражении — а после и здесь, как решался сам жребий Высокого Кресла, уже пустовавшего — был и один его друг, ему равный по чину десятник. Даже я, его издавна знавший, представить не мог, чтобы тот в одиночку сумел задержатьсотню Ярнвегг на самых уж подступах к Верхнему городу, и возглавляя одну лишь неполную тысячу выбил дейвóнов из кáдарнле, сняв в бою головы двух вражьих вершних из Дейнова рода.

— А не пригрезилось это тебе в пылу битвы, Ан-Шор? — Отец Воинства недоверчиво свёл свои брови на лбу.

— Не пригрезилось, почтенный! Глаза многих мужей тому были свидетели, что в бою его ярость страшней Смертоокого взора. А Оннох бездумно велел заковать парня в цепи и даже пытать как изменника, и… впрочем, ты и сам верно понял, что не стоило жирному дурню прилюдно звать Тийре безродным, а его друга предателем — потому как такого льва в Эйрэ ещё не бывало от самых времён твоего многославного предка — уж прости за ту дерзость сравнить.

— Даже так? — вновь недоверчиво нахмурился старый воитель.

— Порази меня Смертоокий, если я вру, почтенный! Видел бы ты его в том бою ночью! А затем во дворце… — Ан-Шóр кашлянул, — не видал я такого ещё… Всего одно сломанное копьё было на стороне Тийре против многих мечей дома Модронов — но благодаря ему Тийре стал áрвеннидом всех домов. Его поддержали и всё наше воинство, и первые люди двора. Все главы кийнов, кто находился с войсками в ардкатрахе и уцелел в этой битве, уже присягнули сыну Дэйгрэ как новому владетелю Эйрэ.

— Поздно я прибыл… Всё это время ждал нáступа с юга от Каменного Узла — а вышло, что просчитался я сам, старый дурень… — вздохнул Борна, — ну что же, Ан-Шóр, благородный глава воинства тверди — с новым чином тебя. Веди меня к твоим удальцам. Хотел бы я на них посмотреть…

— Скоро увидишь, гаэ́йлин. Тихо ли в Каменном Узле — что говорят твои люди там?

— Пока тихо. Все мохнорылые засели по укрепям и копят там силы, ожидая подхода войск Къёхвара. А теперь может быть все их фе́йнаги вскоре сами присоединятся к нам, после таких вот известий — клянусь котлами Ард-Дáгда.

— Добрые вести, почтенный!

— Когда это случится, Ан-Шор, и головы тех будут взняты на пиках — тогда будут добрыми… — скрипнул Старый зубами, — а пока я послал своих родичей Бранна Кривого и Кáдаугана Бурю с воззванием к тем а́рвейрнским родам в Каменном Узле и в дальних землях под пятою дейвóнов, чтобы они ждали скорого часа. Тихо пока там… но скоро и Каменный Узел уже зашумит не трусливой осиной, а растревоженным ульем — и жалить начнёт мохнорылых во всю свою силу — будь уверен.

— Твоему слову верю, почтенный. Я сам скоро вышлю в Помежья на помощь племянников, сыновей Карнаха с Доваром. Кулак опытный малый, должен встать подле Конналов, а Родри давно уже там. Пойдём же, нас ждут…

В Резном Чертоге вокруг нового áрвеннида собрались оставшиеся в живых лу́айд-лóхрэ и прочие вершние воинства, а также самые отличившиеся из воителей чином пониже. Собранный ратный совет гудел точно встревоженный улей, в который пробрался их грозный противник и расхититель трудов, ненасытный медведь. Десятки мужских голосов раздавались под сводами Снóйтэ-ард-нéадд за сдвинутыми в ряд скамьями и столами для пиршеств.

— Что слышно из дозоров? Куда отходят дейвóны?

— В ночи их не проследишь… скрылись где-то в лесах эти гады!

— Мы в запале рубили их хвост, а в это время остальные за кряж перебрались!

— И вóроты с ними остались — я сам их заметил с десяток!

— А что слышно из городища? Всех выбили из руин?

— Быстро же мохнорылые с места сняли́сь! Верно, добрых три тысячи их отступило.

— Больше, пожри их всех Эйле…

— Выслали вы гонцов в ближайшие укрепи?

— Сколько вóротов у нас на стенах уцелело?

— К нам уже подоспели загоны из ближайших кадарнле. Только метальных возов с собой не притянули, не до того было в спешке.

— А ворота-то, ворота в кáдарнле успеем отстроить? Если мохнорылые снова ударят внезапно, то без боя зайдут в городище!

— Оллин — сколько вóротов у тебя под рукой? — спросил возглавившего метальщиков товарища áрвеннид.

— Целых я насчитал три десятка — а тех, что ещё починить будем в силах, едва только двадцать. Остальные годны на дрова лишь. Пусть скорее везут их из твердей поблизости, а то мы и полной тысячи метальщиков не выставим.

— Вот Шщарова пасть… — Тийре озлобленно сжал кулаки, сминая расстеленный по столу перед ним аксамитовый свиток с искусно изображённой очертью всех земель, большаков, гор и рек от ардкáтраха Эйрэ до самых дейвóнских Помежий, — как дядя Килин твердил: «как пришлось рубить дуб — так секира не годная…»

— Áрвеннид — прибыл Отец Воинства! — кто-то тронул сына Дэйгрэ за локоть, указывая на вошедшего в Резной Чертог в сопровождении Ан-Шора Д'ао́бгу. Все приумолкли, почтительно склонив головы перед старейшим из воителей Эйрэ. Шум голосов резко стих, лишь из задних рядов здесь собравшихся долетел шепоток продолжавшихся разговоров.

Борна не торопясь подошёл к застывшему у стола Тийре, и став за пару шагов до него с почтением преклонил голову, приветствуя.

— Слава, áрвеннид.

С сердца Тийре как камень свалился, когда сам Отец Воинства тоже признал его законным владетелем Эйрэ. Он подошёл к Д’аóбге и радостно обнял того, приветствуя.

— Наконец-то и ты сюда прибыл, достойнейший Борна!

— Надеюсь, не опоздал я. Велел оседлать скакунов едва только увидел в ночи это зарево. Ну, юноша — Аг-Слéйбхе ты с воинством вырвал у мохнорылых из пасти с их челюстью — значит и отцовский венец, поднятый прямо из этого жара, по праву нести и тебе, кто бы чего ни болтал по пустому про твою добрую мать Бранвенн из славного рода от семени Маэна.

Он на миг умолк, пристально глядя на сына Медвежьей Рубахи.

— Или горяч для тебя этот жёрнов на шее?

Тишина под сводами Снóйтэ-ард-нéадд лопнула дружным хохотом от шутки старого ратоводца, который похлопал Тийре по плечу широченной ладонью и сел на освобождённую для него кем-то из молодых скамью.

— Слышал я от Ан-Шора, вы всех мохнорылых за ночь перебили? Ни одного у горы не осталось живым?

— Верно, гаэйлин — все пошли воронью в корм, выблю́дки! — с гордостью ответил сын Медвежьей Рубахи, ожидая похвалы от старейшего из воителей Эйрэ.

— Хоть ещё ты сто зим проживи, пока вас не научишь уму… — со смешком вздохнул Борна, огладив ладонью седые как пепел усы, — вы бы хоть их десяток-другой тут живыми на время оставили. Вот теперь и остынете, как вместо них мертвецов стольких сами тягать и закапывать будете, пока смрад не поднялся в жару и не начался мор у горы.

— Верно, гаэйлин… — смутился áрвеннид, почесав затылок, — погорячились… Но разве унять можно было людей в такой бойне, чтобы жёлуди всем им не снять, этим выблюдкам?

— Будет наука вам. Так о чём вы сейчас вели речь? Все вершние собрались?

— Нет ещё, Отец Воинства… — пожал Тийре плечами — заметив, как нахмурился Борна, не терпевший непорядков, — Глулайд из Габ отлучился на время домой.

— Здесь я… — запыхавшийся, еле переводя дыхание, племянник Безусого вбежал в этот миг в дверь чертога, придерживая одною рукою шелом, а другой ножны с геáрой, — прости, áрвеннид, что нескоро…

Он осёкся, завидев тут Старого, и низко поклонился.

— Отец Воинства — не вини, отлучился надолго. Ночью моя Ольвейн родила сына.

Борна скупо улыбнулся в усы.

— Хоть какая-то светлая весть за всё утро — а то павших не счесть. Верно, дважды ту ночь будешь помнить. Нарёк хоть? — спросил он даже как-то участливо.

— Да, Ллугнадом, — отдышавшийся Глулайд присел на скамью среди прочих товарищей, переводя дыхание, а перед его глазами вместо крови ночных боёв в зареве пожарищ стояло измождённое, белое лицо жены и тот маленький плачущий свёрток подле неё, который мог бы и не появиться в эту жуткую ночь наступления воинства ёрла на гору, где огнища врага точно пламенный дождь заливали огнём городище и тверди равняли с землёй, а хищная острая сталь точно страшным цепом отсевала от тел сотни душ как зерно на току от колосьев в час жатвы.

— Чего все умолкли? Продолжайте, о чём вы там — а я отдышусь пока после дороги, — Д'ао́бга устало отёр лицо дланью, взирая на приумолкших.

— Отец воинства — мы ведь ждали тебя для… — начал было Тийре, почтительно обращаясь к нему — но Старый резко оборвал их владетеля.

— Вы ведь и без меня сумели за ночь отстоять городище — и значит соображаете, что к чему нужно делать. Что же я — древний старик, одною ногой уже в Шщаровых ямах — за молодых всё решать буду снова, словно боги вас разумом обделили?

Борна то ли сердился, то ли радовался — не понять было то по лицу сына Уйра, который тяжело развалился на лавке и смежил веки, словно хотел задремать после долгой дороги в ардкáтрах. Как-никак он был старше собравшихся тут — рождённый в один год с Великою Распри — но доселе живой и несломленный.

Тийре, вновь обратился к новому вершнему метальщиков.

— Что ты сказал прежде, Оллин? Сможешь ещё хоть десяток-два вóротов сегодня же подготовить?

— Смогу, áрвеннид. Только для починки немало припасов нам нужно. Одного прочного дерева сколько, жил и канатов, меди с железом, спиц и гвоздей. Древотёсов толковых найти — а уж мои люди всё прочее сделают.

— Пусть в ардкáтрах перевезут огни́ща из других кáдарнле — а то все запасы за ночь разошлись! — добавил кто-то ещё, — в уцелевших тут схо́ронах меньше трети смолы сохранилось. Древесное торжище выгорело дотла, не осталось ни бочки елового духа, а в клетях кáдарнле на полдня боя осталось.

— И проломанные стены надо укрепить, чтобы удержать новую осаду врага — иначе дейвóны в ардкатрах как в гости зайдут! Трое ворот за ночь враг сокрушил, и половина всех укреплений обвалилась и выгорела — точно Смертоокий свой взор распростёр.

— На перевалах нам нужно дейвóнов сдержать — всё свободные силы подтягивать в Дэирэ и к Горному Зубу, укреплять там соседние бурры! Нельзя снова к горе подпустить их! — уже переспоривал прежде говоривших другой ратоводец, — тут всем нужна передышка, чтобы хоть как укрепить городище! Иначе как нам второй раз такой приступ сдержать?

До сих пор бессловесно сидевший на скамье и не вмешивавшийся в разговор Áррэйнэ вдруг поднялся на ноги, желая сказать что-то.

— Удержим их разве там? Отправим людей на Помежья, а тут сколько останется? Къёхвар только и ждёт, когда мы свои силы разделим — а там и…

— Верно — именно этого от нас дейвóны и ждут… — вдруг громко перебил речь того Áррэйнэ, — …что мы станем лишь укрываться в Аг-Слéйбхе и готовиться к новой осаде — дожидаясь, когда всё войско ёрла придёт сюда снова — что мы сами подпустим их близко и будем защиту держать. А вот ждут ли они нашего удара в ответ?

— Или тебе Смертоокий рассудок уел? В лоб на дейвóнов кидаться желаешь? — сказал укоризненно кто-то, поражённый такими словами.

— Верно! Войска Къёхвара и так стоят в Эйрэ уже у порога! — вторил ему другой голос.

— Главные силы Къёхвара ещё на подходе, почтенные. Это лишь первая часть нас пыталась сломить. А придёт и вторая, много больше за эту числом.

— С чего ты решил так вдруг, Аррэйнэ? Почему так уверен? — обернувшись к нему спросил Конлойх Хеб-Кроймилл.

— Я сам в плену видел и слышал, как дейвóны готовились выходить на нас, и о чём меж собой говорили их воины с вершними. Что на Аг-Слéйбхе удар их придётся первее других. С тем и вести вам нёс, но жирному Онноху не довёл до ума — за лицо моё, явно дейвóнское, раз он ни слову вчера не поверил.

Ратоводцы загомонили, обсуждая услышанное.

— Да откуда нам знать, сколько тысяч их скрытно вошли уже в западные уделы? Все или часть лишь? Если все уже тут, то где ожидать их удара?

— Точно! А вдруг они двинут не с запада снова, а к Горному Зубу? Там в тверди всего одна тысяча воинов!

— И сколько союзных Къёхвару кийнов на этот раз с ним поднимутся? А если все фе́йнаги в Помежьях уже присягнули врагу, и как Кроммах пришлют свои силы с дейвонами?

— Не все — за многих там как за себя самогó отвечаю, что áрвенниду мы верны! — донёсся в ответ чей-то окрик на западном наречии.

— Не провёл бы их Къёхвар все силы так скрытно, как эти, — добавил фе́йнаг из Кромдех, соглашаясь со словами Áррэйнэ.

— А ты-то с чего уверен, почтенный Бранн? — возразил тому другой.

— Как бы не были слепы наши люди в помежных твердях, только и они столько тысяч врагов с обозом и конницей проспать не смогли бы. Áррэйнэ, а ты сам-то как думаешь — где это их воинство успело тайком тут пробраться к горе?

— Видимо югом, почтенный — где и я сам прошёл. Там по Помежьям редколесья не совсем уж непроходимые, без глубоких болот, и со множеством конных троп среди чащ. По тем взгорьям лишь вдоль рек лежит немного селищ, и те несложно обойти стороной. На гору это кратчайший из путей — с вóротами ли в обозе или налегке конными. Наверное их я и слышал в пути…

— Много ль, не много ли их — а надо готовиться к защите ардкáтраха! Выдумали тоже — самим нападать! Мы и не знаем наверняка, сколько осталось нам ждать сюда Къёхвара со всем воинством! — возразил опять кто-то.

Взоры всех говоривших уставились на молодого áрвеннида.

Тийре обратился к невысокому, неприметному на первый взор человеку лет около полувека, не имевшего на себе брони поверх небогатых одежд — с вида точно купцу — молчаливо сидевшему меж ратоводцев, слушая спорящих.

— Гулгадд — ты ещё у отца был глава всех вывéдных людей, и твоим он внимал словам. Что ты-то нам скажешь? Какие свежие известия пришли голубями с Помежий и из дейвонских уделов? Есть же там у тебя твои верные люди? Помню, ещё весной ты отцу говорил о грядущей выправе врага.

— Может и есть там такие, как знать? — развёл тот руками, привстав со скамьи — и лицо его так и осталось невозмутимым, ни бровь не поднялась, — но о них я и тут говорить всем не стану, почтенный — ветер и до дейвóнов слова занести эти может. А люди такие, если имеются, один нам дороже всей тысячи конных быть могут…

— Так что же известно хоть? Не тяни!

— Были и голуби, и гонцы из Помежий. Правда вести не самые свежие оказались, áрвеннид, — мрачно промолвил он, кивнув головой на окно, за которым вздымались ввысь к небу столбы чёрной копоти над ещё полыхавшим Аг-Слéйбхе, — да и те не дошли в своё время до нужных ушей, раз кто-то считал, что Дубильщик лишь только монеты на всяких людей переводит, каждого проезжего купца обхаживает речами с расспросами и даром ест хлеб. Но наш áрвеннид ты теперь, Тийре — и скажу я, что прав твой товарищ. К нашей защите дейвóны готовы, чтобы сломить её мощью войск старого Эрхи, в наших же городищах нас в крови раздавить. Множество когуров уже идут на Помежья, и будут тут скоро — не позднее седмины, как мне донесли.

— Значит, уже идут? — нахмурился áрвеннид, услышав подтверждение самым дурным предчувствиям.

— Идут, почтенный. Скоро сам Стейне уже поведёт их к Помежьям и далее в наши уделы. Ёрл гораздо скорее за нас собрал войско со многих семейств — пусть и не все свои силы он взнял ещё, — Гулгадд на миг приумолк, глядя прямо в глаза их владетеля, — а вот то, что мы сами внезапно ударим в ответ — против такого они у себя ничего ещё не предприняли, видя нашу неготовность к войне.

— Войска дейвóнов и так уж идут на нас всеми путями! — возразил кто-то из фейнагов, — как там мохнорылые и не готовы нас встретить?!

— Верно, ещё весной ёрл выправил немало тысяч людей на Помежья, — опять вмешался в разговор Áррэйнэ, — но бóльшая часть собранных войск лишь идёт ещё с дальнего запада или только собирается с каждого из дейвонских уделов. И идут они все большаками по своей же земле, пешие, с растянувшимися обозами — и решительного удара себе прямо в лоб ещё точно не ждут.

— А с теми ушедшими ночью к Помежьям что делать? Неужели решимся оставить нетронутыми тысячи недобитых врагов у себя прямо в самом подбрюшье?

— Оставшиеся в Эйрэ их силы даже с помощью северных кийнов не будут иметь прежней мощи, что вёл на нас Уннир. Не столь те опасны сейчас, чтобы не рискнуть упредить нам противника главный удар, — подал голос áрвеннид.

— Погодите, почтенные! А ведь верно… — добавил другой тысячник, — идут-то они расслабившись, даже броню не надев — до Помежий ещё далеко ведь. Тут бы нам их нежданно и брюхом на наше копьё насадить, этих выползков — где не ждут они нас!

— И в укрепях и городищах, какие проходят их кóгуры, ворота почти нараспашку стоят растворённые, ждут принимать на постой, — Áррэйнэ обернулся к Гулгадду, — вóроты тянут разобранными, а огни́ща везут на отдельных возах.

— Верно говоришь, парень… — глава вывéдных людей согласно кивнул головой, поддерживая слова Льва, — многие стерквéгги почти опустели, множество воинов ушли ещё в воинстве Уннира. Лишь на помежных их укрепях обновили до лета там старые стены, как рассказали мне верные люди — все же прочие города словно и не ожидают прихода войны, лишь снаряжая войска.

— Так… Теперь и я понимать стал твой замысел, Áррэйнэ… — согласно кивнул головою Ан-Шóр, доселе даже не показавший, согласен он был или нет с тем, — только как мыслишь ты незамеченными перебросить наши войска через Помежья? Мы едва сунемся, как у первого крупного городища надолго застрянем в осадных боях. И потом — это будет нескоро. Дейвóны их воинство скрытно тащили к горе не одну ведь седмину. Где нам успеть за такой малый срок приготовиться к приступам и осадам?

— Разве плохи у дейвóнов мощёные большаки и дороги, что на запад ведут? — Áррэйнэ вопрошающе взглянул на Гулгадда, и тот кивком головы подтвердил слова парня.

— И не по ним ли идут на нас вражьи загоны — чтобы мы прежде времени прятались по кустам? Ночами свободны пути и никем не стерегутся — особенно вдалеке от Помежий — не идёт разве столько их войск по дорогам, чтобы бояться кого-то? Тем ещё лучше для нас — от глаз врага среди их же огромного воинства скрыться нам легче, когда по дорогам смешались следы и выбоины, а загоны под сотнями стягов заполонили все большаки их восточного края. Где мы прошли, а где их же войска — тем больше не отличишь, когда сами мы можем передовую часть собственных тысяч в дейвóнскую броню с их стягами одеть, тем самым давая врагу подпустить нас поближе к себе, не почуяв опасности. И всякая их погоня собьётся со следа, как придётся и нам ускользать.

— Даже и так если сложится всё — то как скоро мы сами идти пешим ходом сумеем? Да ещё вóроты и возы с припасами и снастями — далеко ли уйдёшь с таким долгим хвостом? — с сомнением возразил Брайнэ Кость, потирая седые усы.

— А разве сказал я, почтенный, что нам нужно выдвинуть пешее войско обычное, которое всякий раз ходит в выправы? — Áррэйнэ обвёл взглядом собравшихся, — …что волочётся как слизень, и на каждом развилке о вражие камни в кровь бьётся лбом, став на месте с осадой на месяц? За сколько времени весь тот огромный обоз соберётся со всех концов Эйрэ, пока съедутся и перерядят меж собой наши фе́йнаги, как заведено взяв в выправу слуг, жён с девками излишней обузой? Пока снарядят по возам все припасы, осадные снасти с копейным и стрельным запасом, и на колёса поставят все вороты? И сколько седмин это пешее воинство будет идти по дорогам, переполненным их же возами и перекатами, пока достигнет там вражьих уделов замеченным мохнорылыми издали?

— Ну так о чём мы толкуем как раз! — донеслось из толпы тут собравшихся.

— Нужно быть поголовно всем конными, без намётов, тяжёлых возов и обоза ползучего с лишним добром и прислугой, как в больших и нескорых загонах. Лишних припасов кроме овса для коней брать не требуется — летом дорога лесами подкормит, а схóроны недруга и так не пусты, если внезапно и скрытно к их селищам малым числом подступить, лазутчиками загодя всё там разведав.

— Толк в этой скорости… А осадишь ли укрепь без воротов? — заметил с сомнением фе́йнаг южного дома Слеан.

— Тянуть можно и вороты малые — все на добротных колёсах, чтобы в грязи не засесть и оси не переломать от скачки по бездорожью. Мы так делали в тысяче Кинуха, как смуту в Уайнэ-а-карраг давили. А где нужда, и через непроходимые чащи идти приходилось: заго́ны передние спешно нам путь расчищали, пока вороты мы на куски разберём, и хоть через топь по нарубленной гати протащим.

— Через топь? — усомнился ещё кто-то.

— Верно! — подтвердил исполин Кáллиах, — дело сложное, правда — зато недруг порою и духом не чуял, а мы уж к нему прямо в спину зайдём — и лишь камни в их бошки летят. Вот, товарищ наш Оллин подтвердит мои слова — клянусь стенами отцовского дома! Рогопéвец, вставай, подтверди!

— Рогопéвец? На роге играешь? — с усмешкой спросил того Брáйнэ Кость.

— Рогом охотничьим он одного дурака к змею в ямы отравил три года назад, — хмыкнул Каллиах, — к сестре его то приставать стал на торжище пьяный, и за пику схватился, как Оллин унять его пробовал.

— Рогом? — переспросил старый Кость.

— Рогом, почтенный… — вздохнул грустно Оллин, — хоть и ценный был рог, меры три серебра за свой голос он стоил. Жаль было тратить на дурака…

— Ну а чего мы добьёмся выправой такой? — с сомнением спросил брат владетеля Кинир.

— Время — дабы успеть собрать главное воинство, — ответил тому Áррэйнэ.

— Какие вы шустрые, словно искр с горнила за ворот нападало… Ну а с проклятыми Железными Воротами что сможешь ты сделать столь малыми силами? — хмыкнул Дайдрэ Мечник, хозяин Горячего Ключа и новый глава кийна Донег, ткнув пальцем в раскрытую скрутку óчерти всяких дейвóнских земель, — в годы Мор-Кóгадд сам Уйр — и тот не сумел эти тверди взять приступом с долгой осадой, чтобы дальше вести наше войско на запад! А силы ведь за ним много большие были, чем ты поведёшь налегке — со всеми припасами и снастями для осады огнём. Ведь дальше на запад до самого ходагейрда все большаки упираются в эти укрепи — словно в затворённый засов на воротах.

— Пусть и стоят, как века прежде там же стояли… — несогласно махнул рукой Áррэйнэ, — обойти эти ты рди, пока воинства их сидят в камне, и дальше на запад идти — так скоро, чтобы наши кони шли по всяким соседним дорогам быстрее известий о нас — вот что нужно. Больше страха бывает в неведении, чем в том, как на деле.

— Так вот просто и обминуть их? — насмешливо фыркнул седоголовый Дайдрэ Клéддфа, — за спиной оставляя нетронутой сильную твердь?

— Да — неужели вот так обминуть? — поддакнул хозяину служка, что сидел подле фейнага.

— Помолчи, Лойх — тут и ты ещё вылез… — фыркнул Кледдфа, показав тому знаком ладони наполнить вином кубок фейнага, — пусть парень сам нам расскажет, как видит он это: зачем так, и главное — как это сделать?

Áррэйнэ обвёл глазами всех собравшихся в Снóйтэ-ард-нéадд.

— Эта выправа не для того будет, почтенные, чтобы нам оседать во всех взятых стерквéггах, распыляясь без проку — а дабы одним кулаком как таран по проезжим путям пронестись, все войска́ ёрла уничтожая, из их же укрепей на нас выманивая в вольный простор. А тем самым их силы, что уже у нас в Эйрэ стоят, не получат от Къёхвара помощи — ни вóрота с возом огни́щ, ни хлебной крошки со своих разорённых земель, ни единого человека туда не придёт.

Воители молча внимали словам, в раздумьях морща лбы.

— Пусть мало нас будет — а страх, что мые лучшие силы их ёрла разбили, и беспрепятственно сами пришли прямо в сердце дейвóнских владений — разить такой страх будет лучше меча, когда сами они ощутят, что неспокойно вдруг стало в их собственном доме… Такой страх остановит и самых храбрейших, принудит в своих же стенах укрываться, когда врага того даже не знаешь где ждать, и неизвестно как много их. Будет нас лишь одна только тысяча, но дерзкая и стремительная — тот страх им все десять мор-лохрэ нашепчет, в каждом уделе дейвонам бессчётное войско из Эйрэ привидится.

Воители молча сидели вкруг долгого ряда столов, задумавшись над сказанным. Кто-то задумчиво теребил усы, иные лишь напряжённо дышали, обмысливая услышанное.

— Может так оно верно… — произнёс наконец Брайнэ Кость, — этот вы́блюдок Къёхвар о столь дерзком ответе не думал — что мы сами сумеем ударить им в лоб в тот же час.

— Только мало кто там из такого вот дела вернётся живым… А нам каждый воин под счет, когда скоро придётся опять отбиваться от нового нáступа. От изменивших нам северян тоже угроза немалая есть, когда те в открытую выйдут на помощь врагу. И в Áйтэ-криóханн изменников каждый второй, кто за ёрла вознимется с войском… — добавил глава дома Кромдех.

— Нет у нас столько времени, áрвеннид, чтобы успеть собрать силы — и ещё столько коней. Вам одним половину придётся в выправу отдать, всё прочее войско пешим оставив… И так уже Дэйгрэ велел взять из каждого третьего селища в Эйрэ по скакуну больше меры к войее, — подал голос и младший брат фейнага Кинир Рудрайг Кусачий.

— Значит из каждого селища взять их придётся немедля… — сказал фейнаг Донег, — а с людьми вот толковыми после потерь этих будет непросто…

— Найдутся и люди, — вмешался Ан-Шор, — есть с оружием дружные парни в горах по лесам, и в темницах владетеля — кто событий расклад уже понял, и просит за службу помиловать. Разбой там, охота в запретных лесах… Кой-кого можно будет простить и пустить в это дело.

— Посмотрим… Толковых помилуем, — кивнул одобрительно арвеннид.

— Попробуем так поступить, как предложено. Сам Клохлам в своё время тоже ведь так воевал — скорыми выпрáвами вглубь вражьих земель, не будучи лишнего дня на одном прежнем месте, резал там мохнорылых как коса сорняки, — сказал фейнаг из Кромдех.

— Верно! — поддакнул тому глава Кинвриг.

— Тем больше нам выгоднее будет ударить внезапно, пока на юге дейвóнских земель в городищах бушует пришедшая из-за гор красная смерть. Все большаки опустели, а простой люд и воители сидят взаперти по стерквéггам, пережидая поветрие. В этот час не дадут они ёрлу ни тысячи копий, — взяв слово добавил глава выве́дных людей.

— Опасная это затея, охрани Пламенеющий… — проворчал старый Брайнэ из Гулгадд, хмуря лоб, — крепко в памяти въелось, как при владетеле Домнале брат повёл воинство на усмирение северных кийнов. И лишь десятая часть его пешцев дошла до сражения, от скосившего прочих там мора едва уцелев. Дурно идти по заразным уделам…

— Если не останавливаться на ночлег в городищах и сторониться всякого встречного, то и мор нам будет не страшен! — возразил ему Дайдрэ из Донег, — рискнём так!

— Рискнём, — кивнул Кость, — сейчас все нам средства хороши бить врага.

— Хороши нам любые. Пусть это войско не сможет сразить силы ёрла в открытом бою — но сумеет его раз за разом кусать и бежать, измотав и замедлив, — кивнул фейнаг из Дубтах, — пусть выблюдок Къёхвар попомнит, что в Эйрэ дома не подстилки, кто ляжет ему на колени по пальцев щелчку от угрозы!

— Столь неслыханное злодейство — сжечь весь ардкатрах, перебить весь род наших владетелей! — поддакнул вспыливший Бранн Гвврейддтих из Кромдех, — или он думает, мы все простим таковое ему, скотоложцу проклятому?

— Такое простить — предков прах с неба ливнем посыпется чёрным позором… — угрюмо сказал старый Брайнэ из Гулгадд, — только война охладит нечестивца. Пусть кровью своей налакается сам этот Стейне! Пусть попомнит!

— Всем нам есть вспомнить чего, что спросить с мохнорылых и ёрла, шестопёр ему в зубы — мне самому за троих так… — скрипнул челюстью Дайдрэ из Донег, — если готовы мы биться, то стоит решать.

— Так какое решение примем, почтенные? Время не ждёт. Áрвеннид будет стоять за товарища замысел — всё же верно он нам предлагает, пусть и не в меру всё то безрассудно задумав — а прочие скажут что? — спросил у всех Кость, и обернулся к владетелю Габ, — ты что скажешь, сосед? Всё молчишь…

— Ратоводцам решать, кто в том смыслит… — развёл руками глава дома Габ, кто доселе молчал, лишь внимая речам других фейнагов, — моё дело давно говорить по чести́, примиряя умы и блюдя дела́ Эйрэ — и до́ма отцов моих тоже…

— Ты уж не смыслишь, скажи… Кто три года уделы мои из-за дохлой свиньи дома Нейл разорял? — укоризненно хмыкнул земляк его Брайнэ.

— Разве я — кто уже сорок лет у горы́ безвылазно при доме владетелей? Мои данники, Шщар их рази, все бесчинства творили… — усмешка опять неприметно коснулась лица Хеб-Кроймилла, — разве я сам из тех, кто раздор настоящий вовсю разжигать будет ради свинёнка? Да — дома́ мои долг защитить, не поспоришь…

— Как послушать тебя, так мы просто камнями кидались как малые дети… Ты скажи ещё — клайомх в руках не держал за все годы! — усмехнулся ему фейнаг Гулгадд.

— Я в последний раз брал в руки сталь, когда брата родного убил за измену владетелю Домналу… — ладонь Конлойха резко согнула в дугу прижимавшую краешек свитка развёрнутой очерти чашу — смяв толстостенную медь точно воск — в теле старого фейнага Габ был отнюдь не один только ум.

— Присягнул тогда арвенниду, что сам Риангабар ножом себе глотку разрезал. Да — солгал… Кто теперь обвинит, что для дома я лучше содеял? Всё же лучше от родича быстрая смерть, раз иной нет судьбы — чем как прочим восставшим в мученьях болтаться на дубе Ард-Брена…

Он опять обернулся к внимавшему молча соседу из Гулгадд.

— Но ведь всё мы решили по че́сти, как нужно — найдя те слова и решения, а не став тот костёр разжигать ещё больше? Уповает кто только на силу — может стать из второго владетеля первым в ряду их… с конца.

— На то и надеюсь…

— Вот подумай, земляк — и ответь как родне, чьи с тобой у нас матери сёстрами были из Ни́алл — что желай мы войны, то давно пепелищами стали бы все наши земли и Твёрдая Круча с Еловым Пределом. Во́йны творят лишь тогда, когда нет больше слов, и их слушать никто не желает — и когда враг твой слабее тебя, и нет тех, кто его поддержать встанет рядом. Мы с тобой лишь плечами толкнулись, не больше. Война — она вот, за окном…

Палец фейнага Габ указал на раскрытые ставни проёма в стене, где вздымались в синь неба столбы черноты не стихавших пожарищ.

— Говоришь ты, почтенный — нет слов… Разве мы с предыдущим владетелем вовсе того не пытались — миром кончить дела с домом Скъервиров? Что же мы — стали сла́бы, выходит? — угрюмо спросил брат владетеля Конналов Фиар Набитый Мешок.

— Сколько посольств, предложений, уступок… Всё прахом пошло! Что же нам — перед Къёхваром ниц преклониться, и Фийну того посадить на Высокое Кресло? — добавил фейнаг из Кромдех.

— За которого Стейне сам править и будет! — негодуя поддакнул глава дома Кинвриг Ллур Хищник из данников Донег.

— Раньше нужно то было — склониться пред Стейне, кто милость его ожидал увидать… — голос Конлойха стал вдруг холодным и жёстким, — теперь уже поздно. Отведавший крови зверина сожрёт всех, как ты пощадить ни проси. Лишь стоять и сражаться осталось — дабы избегнуть подобного, что мы все тут узрели в ночи́…

— Устоим ли? — с сомнением в голосе переспросил Фиар Ма́ла-Лио́нта.

— Должны. Пусть считает нас слабыми ёрл — раз разжёг он подобное пламя. Пришло время действовать. Строить кузницы, делать оружие, войско готовить, коней и всё прочее. Быть всем готовым к потерям, крови́ и убыткам во всём. И немедля. Вот и решайте как быть нам.

— Тебе проще, достойный… Твои-то уделы вдали — а мой брат на меже, рядом с воинством ёрла, — взял речь родич владетеля Конналов, — может быть там уже пал Ард-Кладдах, а Глеанлох в осаде стоит!

— Там в степях подле Гулгадд и Габ есть змеиный клубок и похуже… — скривился нахмуренный Брайнэ, — сам с домами своими сижу как на куче соломы сухой. Не дай Трое там вспыхнет сейчас…

Соглашаясь с соседом Хеб-Кроймилл кивнул.

— Время слов завершилось, — сказал как отрезал Безусый, — теперь лишь железом мы будем со Стейне вести разговор, раз не внял он рассудку и тем из достойных, кто пытался унять его рвение к распре.

— Да все среди Скъервиров распрю ту жаждали, выблюдки! С кем говорить было там? — вспыхнул Рудрайг из Кинир.

— Было с кем… — фейнаг Габ усмехнулся, — и я сам до последнего был среди тех, кто стремился к уступкам — уповая, что ёрл тоже в чём-то уступит и нам, вняв рассудку… но уже слишком поздно. Война всех за собою утянет — и пылких да глупых, и тех, кто способен прозрить наперёд, устремляясь решить всё речами. Уже поздно…

— Дубтах, Слеан и мой дом пока что займутся ушедшими к югу, — добавил глава дома Кромдех Бранн Толстый Корень, подзывая к себе одного из людей.

— Кайльтэ — немедля скачи к сыновьям моим. Пусть ведут два мор-лохрэ на юг. Если враг до Речного Истока дойдёт, то сумеет уйти по долинам и речищам в Каменный Узел.

— Исполним, владетель, — кивнул головою гонец, — заодно может сына увижу, как буду у дома, коль нити Каэйдринн сплетёт.

— Увидишь, дай Трое… Чеши поживее в их стан.

— А сам не страшишься отправится в эту выпрáву ты, Аррэйнэ? — обратился к нему фе́йнаг Донег, — вернётся оттуда живым мало кто…

— Если бы все в эту ночь своей смерти боялись, гаэ́йлин — то не мы бы сейчас вот сидели в чертоге с советом, а дейвóны уже пировали победу над нами.

— Верно! — здоровяк Кáллиах хлопнул свои кулачищем по хрустнувшим доскам стола, — а сегодня не наши голо́вы, а их у ворот воронью на поживу висят! Веди нас, Áррэйнэ! Шщарову нóру им, вы́блюдкам — а не нашу погибель!

— Давай, áрвеннид, собирай войско без промедления! — согласно выкрикнул кто-то ещё.

Все дружно загомонили:

— Верно! Нечего ждать!

— Или мы — или они!

— Отец Воинства, а каким будет здесь твоё слово? — внезапно Ан-Шóр обратился к доселе молчавшему Борне — казалось, так и уснувшему на скамье после долгой дороги.

Десятки выжидающих взоров повернулись в сторону Старого.