…Но Буря Придёт

Nameless Ghost (2024)

Вымышленный мир или иная история нашего? Решать то читателю. Мрачная сага из мира суровой архаики, наследия века вождей и героев на фоне полуторатысячелетнего противостояния столкнувшихся на западе континента ушедших от Великой Зимы с их прародины к югу дейвонов и арвейрнов, прежде со времён эпохи бронзы занявших эти земли взамен исчезнувших народов каменного века. История долгой войны объединивших свои племена двух великих домов Бейлхэ и Скъервиров, растянувшейся на сто лет меж двумя её крайне горячими фазами. История мести, предательства, верности, гибели. Суровые верования, жестокие нравы времён праотцов, пережитки пятнадцативековой вражды и резни на кровавом фронтире народов — и цена за них всем и для каждого…

ГОД ПЕРВЫЙ. ПРЯДЬ ВТОРАЯ"…ТЕ, КТО МНОГО СМЕРТЕЙ ПРИНЕСУТ БЛИЗ СЕБЯ…"Нить 11

Всё произошедшее было столь стремительно скорым — и таким неожиданным — что Турса на миг что есть силы зажмурил глаза, словно не веря увиденному. Но через мгновение Медвежья Лапа очнулся, незамедлительно поняв, что единственное оставшееся им в этой негаданно обернувшейся таким жребием битве — отступить.

— Уходим! — откинув наличнину шлема с лица Турса взмахнул мечом, призывая людей, — к лесу все, живо! Винрид, держишь строй справа!

— В лес! — разнёсся над полем приказ, разворачивая конный клин вбок.

Ёрл Къёхвар был мёртв — и им кроме скорой погибели нечего было выгадывать на этом проклятом поле у стен древней тверди их предков. И кóгурир, отмахнувшись от жажды ратной славы и алкавшего его пыла сражения, кипевшего в сердце несмотря на столь сокрушительное поражение лучшего воинства Скъервиров от заманивших их в эту ловушку воителей Эйрэ, с отвагою бросил людей на прорыв. Рассудка и хладнокровия он не лишился в отличие от многих его воинов, на чьих лицах читался теперь лучше чем письмена на развёрнутом свитке холодящий тех ужас — наблюдавших за избиением в стане и на окровавленном поле, где полегли растерзанный копьями Къёхвар и сгоревший в пламени огни́щ его младший брат Имель… Но и у Медвежьей Лапы в душе резануло серпом, как на его глазах полегли многие родичи и их люди — целые тысячи — которых казалось бы смехотворно малое воинство áрвейрнов словно беспомощных щенят избивало теперь в западне. А двигавшиеся следом конные лучники с обеих сторон окружили наткнувшееся на гибельную преграду воинство ёрла, разя в упор оставшуюся без прикрытия неподвижную Железную Стену — выкашивая ярнвеггир десятками, избивая последних из уцелевших от копейного удара врага.

— Уходим! — ещё раз рявкнул Турса, направляя скакуна в бок видневшегося в каких-то трёх десятках полётов стрелы спасительного редколесья, устремляя людей за собой в сторону ещё далёкого Вейнтрисведде к ближайшей из укрепей. Яростно прорубая конный строй окруживших их недругов он без устали махал двуручником, простившись с полёгшими родичами — которых и тел он не сможет теперь погрести по обычаям — и продолжал гнать взмыленного жеребца вперёд.

— Áррэйнэ! Аррэйнэ!

Он словно не слышал тех окриков в пыле сражения, продолжая рубить и колоть, добивая последних ярнвеггир, одними лишь стременами правя жеребцом в этом море сбившихся и падающих замертво людских и конских тел.

— Áррэйнэ! — почти над самым ухом окликнул его подбежавший вплотную к их вершнему спешенный воин с разрубленной левой скулой под отбитой наличниной шлема — внучатый племянник отца Арáвн Долгий. Свободной рукой в рукавице он зажимал свою рану, держа в другой пику.

— Цел ты сам? — Áррэйнэ угомонил рвавшегося коня, — к лекарям живо!

— Цел я! Гляди! — окровавленная рука Аравна взметнулась в сторону отступавших хéрв вражеской конницы, прорывавшихся к лесу. Голос парня едва не срывался от ярости.

— Вон тот сучий сын здоровенный в чешуйнице, на вороном! Он, нáволочь, Ллура убил тогда!!! — Ара́вн скрипнул зубами в отчаянии, — уходит ведь выползок! И стрелой не достать уже гада…

Парень озлобленно сплюнул кровавые слюни, беспомощно стиснув от крови всю алую пику в ладонях.

— Рану перевяжи! С дороги все! — на ходу бросив родичу Áррэйнэ подхлестнул Ветра поводьями. Конь рванулся как вихрь, расталкивая преграждавших им путь. Лев уже зацепил взором видневшегося вдали кóгурира, на которого указал ему родич — и в одиночку устремился туда, настигая противников.

— Гони! — рявкнул он на ухо Ветру, пуская жеребца в стремительную скачковую рысь, правя следом за пытавшимся прорваться мимо стерквéгга загоном врага, среди которого был и убийца отца, кого Долгий сумел в пылу боя узнать, когда недруг откинул наличнину шлема.

Встречавшиеся на пути дейвóны в страхе отпрянали перед скакавшим словно спущенная стрела жеребцом. Лишь один раз какой-то копейщик, под которым пал раненный в битве скакун, попытался взнять пику на несущегося во весь опор неприятеля — и был смят и отброшен ударом тяжёлого тела коня, не попав по противнику жалом. Áррэйнэ гнал Ветра дальше, с каждым мгновением настигая дейвонов и не упуская из виду как зримую метку смоляную ткань на чешуйнице вершнего — не обращая внимания даже на то, что он был там один против самое малое пары десятков врагов. Но беглецы так спешили к спасительной чаще совсем уже близкого к ним редколесья, чтобы уйти от погони на запад к ближайшему из стерквéггов, что не обращали внимания на одинокого конника.

Ветер почти что вплотную приблизился к недругам, вырвавшимся из сражения на простор чистого поля. Упругие мышцы под его кожей ходили ходуном, когда разгорячённый жеребец с каждым ударом копыт приближал своего ездока к вороному сопернику, нёсшему верщнего этим загоном. Тот продолжал неистово гнать коня в сторону чащи, окриками подгоняя следовавших рядом людей.

Убрав в ножны клинок Áррэйнэ отстегнул от седла притороченную короткую пику, и уже вплотную настигнув врага метнул древко в от пота лоснившийся бок вороного коня кóгурира, незащищённый бронёй как у прочих ярнве́ггир. Сражённый наповал жеребец подогнулся в коленях и на всём скаку рухнул наземь, подломившись в передних ногах и вспахав мордой землю. Его всадник не удержался в седле и вылетел из стремян, покатившись как куль по траве, истоптанной сотнями ног скакунов уходившего к лесу загона. Скакавшие вместе с ним так и продолжили гнать жеребцов, не остановившись для помощи павшему наземь их старшему — столь сильным был страх от ужасного поражения воинства ёрла — и внезапной пропажи кóгурира никто не заметил. Лишь один из врагов развернулся, встречая противника вздетым мечом в крюковине на правой руке вместо пясти. Но тот резко увёл жеребца в левый бок и зашёл с неприкрытой щитом стороны однорукого. Взмах геары ударил по шлему дейвона, сминая железо и кости хребта вместе с черепом, выбив того из седла — оставшись с убийцей отца с глазу на глаз.

Áррэйнэ задрал на себя поводья и остановил взмыленного хрипевшего Ветра, спрыгивая из седла. Кóгурир уже вскочил на ноги, оставшись целым при падении с жеребца — стремительно озираясь и вертя вокруг взором в поисках помощи, торопливо соображая что произошло. Увидев одинокого противника он подхватил из-под ног выроненный при падении кроволивец. Рывком развязав узел ремня и сбросив с себя перевешенный через спину щит с парящим на его окрашенной синим обивке вороном и обвившимся вокруг в кольцо змеем, с яростным рёвом дейвон атаковал Áррэйнэ первым, замахиваясь двуручником и тараня врага, пытаясь его поразить с большего расстояния долгим клинком.

А́рвейрн с лёгкостью увернулся от выпада сверху, отведя секач вбок. Резким броском обойдя не столь быстрого грузного недруга слева, заставив того наносившим отвесный удар потерять равновесие — и скользящим замахом геáры в деснице рубанул по ноге чуть повыше закрытого чашкой сустава.

Дейвóн с рёвом осел на колени. Лев в это время уже оказался опять перед ним, обойдя врага сзади, и резким ударом выбил из ослабевших пальцев противника меч. Безоружный Бъярпотэ едва лишь успел вскинуть взор на того, кто впервые сразил его в сшибке, как жало геáры в руке чужака колющим выпадом резко прошило чешуйницу Турсы насквозь, обагрённым шипом выйдя сзади сквозь спину.

Он вздрогнул — но не от пронзившей его страшной боли — а оттого, что внезапно увидел всё тот по-звериному яростный блеск глаз как зелень травы в наклонившихся прямо к лицу его узких очницах глухого шелома… так разительно памятный Турсе — спокойный, но тем не менее готовый убить без раздумий и колебаний. В следующий миг незнакомец провернул свой клинок за крестовину на пол-оборота, наматывая кишки Бъярпотэ на пронзившую его тело геáру — точно насаживая тушу свиньи на вертел — а затем ещё раз.

— Сам себе скорую смерть звать устанешь, выблю́док… — по-дейвонски шепнул он негромко в зашедшееся судорогой щербатое лицо недруга, встретившись с ним взглядами, и рявкнул что силы, — дохни медленно, псина!!!

Ударом ноги Лев столкнул с клинка резко обмякшее тело врага, упавшего в лужу из собственной крови, хлеставшей из распоротого живота — и отерев лезвие о подол верховницы противника загнал меч в ножны. Тот в мучительной долгой кончине дёргал ногами, зажав пальцами рану в подбрюшье, хрипя алою пеной на закушенных от ужаснейшей боли губах и бледнея.

— Гáот! — разгорячённый Áррэйнэ подозвал к себе Ветра, поймав вольно бродившего жеребца за узду и ловко вскакивая в седло — сполна взяв причитающееся мщение за отца. Дёрнув поводья он рысью направил коня к своим людям, которые безжалостно добивали остатки войск ёрла на залитом кровью поле у стен горевшего Гъельбу́рсти-гéйрда.

И это иноземное слово было последним, что вершний стражей услышал, в муках проваливаясь в непроглядную черноту пасти Хвёгга — так и не поняв, как же всё это вышло, что он дважды уже не сумел одолеть своей силой меньшего по сравнению с ним ростом и статью противника, теперь убившего его так быстро… и так невыносимо… так невыносимо мучительно…

— Оллин! — подоспевший к стенам укрепи Áррэйнэ на скаку окрикнул вершнего метальщиков, — жги их!

Адарханнад согласно вскинул кулак, давая знак людям, уже подогнавшим кáита-гаóйта к стенам стерквéгга.

— Жги Скъервиров!

Плечи метальных снастей резко вздёрнулись ввысь, распрямляясь. Камни и литые «орехи» огни́щ полетели в охваченную ужасом и переполненную отступавшими хéрвами воинства Стейне твердыню — сердце орна владетелей Дейвóналáрды, возведённую некогда Скъервиром Долговязым и его братом Фроди Убийцей. Вопли потомков их в Халльсверд услышали верно и те — когда силы воинства Эйрэ сейчас истребляли весь цвет дома ёрлов на этом окровавленном и истоптанном копытами коней поле у стен Гъельбу́рсти-гéйрда. Пламя пожирало последних из оборонявшихся пешцев и конных ярнвеггир, загоняя их отступавшие избиваемые ряды в узкое горло горящих ворот — выпаливая твердыню со всеми старыми и малыми там, круша её изветшалые стены и вежи в мёртвый тлеющий прах.

— Ну как — удержали в кольце тех бежавших?

— Сучьи объедки они! Пятерых так и не изловили, волчар! — соскочив с коня в запале брякнул наземь окровавленный меч разгорячившийся Унлад.

— Ушли от стрел лесом, выблю́дки! — добавил один из его помощников, — прорвались!

— На запад? — сжав зубы переспросил Аррэйнэ.

— А чтоб их змей рвал… — сплюнул Стрелок, — нет… На восток, в самое болото — и топей не испугались. Потонуть бы им, сукиным детям, пожри их Ард-Бре́н!

— Да пусть бегут… — Áррэйнэ устало снял шлем с наголовником со взмокревшей макушки, отерев пот со лба и отплюнув густую слюну. Взяв из рук одного из товарищей бутыль он жадно хлебнул, погоняв во рту тёплую воду.

— Пёс с ними. До Винги первее нас не доберутся, так пусть трясутся от страха по топям, выблю́дки… Кáллиах — людей по коням! Оллин — сворачивай вóроты! Догёд — раненых перевязать поживей!

— Понял! — Долговязый кивком подозвал к себе сотников, дав краткие распоряжения каждому — чьим людям не мешкая стягивать конными парами к возам размётанные прежде по полю цепованные валуны, чьим подбирать изувеченных в битве товарищей, не мешкая тех перевязывать и готовить к дороге — кого-то способных держаться в седле, а тяжелораненых на волокушах.

— Скачи! — отстранив от губ поданный бутыль с водой Áррэйнэ вдруг подстегнул жеребца, устремляясь по заваленному трупами и телами раненых полю, где воинство Эйрэ уже торопливо сдирало с убитых броню, забирало оружие, сбрую. Иные по древним обычаям предков снимали с шей недругов «жёлуди битв», перерубая хребты мертвецов топорами — или просто довольствуясь ухом сражённого им.

— А ты куда, Лев? — крикнул вслед ему Унлад.

— Отыскать кое-что в этой свалке хочу! — уже издали на всём скаку выкрикнул вершний.

От окровавленного поля у спаленной родовой укрепи Скъервиров, где в стремительной сшибке-ловушке были наголову разбиты четыре вражеских кóгура и погиб сам владетельный ёрл — отсюда загоны владетеля Эйрэ вновь ринулись дальше на запад, не останавливаясь для отдыха ни на полвосьмины. Ощетинившаяся жалами копий живая река точно хлынувший с круч поток ливня неслась по соседствующим большакам, встречая врасплох не ожидавших их недругов, опережая все вести о их приближении. Почти не встречая сопротивления, сминая стеной пик спокойно шагавшие к дальним Помежьям заго́ны дейвóнов, разнося страшным градом огнищ попадавшиеся на развилках дорог сторожевые стерквéгги — и всего за два дня преодолели весь путь к ходагейрду, не оставляя позади себя ни единого уцелевшего городища.

Лев устало прилёг под ветвями огромного дуба, пытаясь поймать краткий сон перед скорым отходом их воинства дальше на запад, от сожжённого утренним наступом Вейнтрисведде. Там конный кулак под вершенством Кáллиаха ворвался через не закрытые в светлое время ворота, перебив их охрану и подпаливая укрепления, пока спешенные воины Унлада со стороны заросшего камышом и кустарником русла плохо охраняемой Старицы ловко взбирались на стены по сучковатым еловым жердям, ошарашив тем силы противника нежданным своим появлением прямо у тех за спиной. Сам же Аррэйнэ во главе двух десятков воителей проник в городище под видом дейвóнов-торговцев с возами товара, подойдя к Нижней укрепи и овладел ею дерзким и скорым ударом — когда ошеломлённые люди Свейна Быка растворила ворота и выступили на подмогу застигнутой врасплох страже, и были все перебитыв яростной сшибке меж собственных стен.

Метальщики довершили стремительное падение городища, поджигая его укрепления. Потребовалась лишь половина восьмины, чтобы неприступная Нижняя укрепь была разрушена огни́щами и сожжена, равно как и все окружавшие её строения и чертоги, от которых пламя уже перекидывалось на соседствующие с нею дома и огромные схо́роны торжища. Более прочный и высокостенный Верхний стерквéгг пусть и устоял перед натиском а́рвейрнов — но не перед пламенем, клубящимся гаром из окон и стрельных проёмов шугавшим ввысь к небу.

Тех жителей, кто пытался сопротивляться и хватался за оружие, лучники и копейщики истребляли нещадно. Иных же в ужасе и отчаянии метавшихся меж пожарищами горожан а́рвейрны не трогали, давая им вместе с женщинами и детьми спастись бегством из выпаливаемого воителями Эйрэ городища. А следом вдоль опустевших домов уже скакали всадники с разожжёнными смоляками, занимая гаром палева ещё уцелевшие строения.

Загомонившие неподалёку голоса перебили так морившие его фырканье скубавших траву и листву скакунов и свист тёплого ветра в ветвях, заставив раскрыть смежившиеся было глаза и привзняться с нагретой от солнца корнистой земли.

— Áррэйнэ! Лазутчика взяли!

— Гляди, старший — вёл пару сотен к их укрепи! В спину хотел нам с болота ударить вдогонку!

— Молота люди их всех порубили — а вершнего сняли с коня почти целым!

Подбежавшие к нему толпой земляки волокли скрученного по рукам одинокого пленника, подгоняя того по ногам пинками копейных древок — вывалянного в болотной грязи и измазанного кровью, с неснятыми ещё лёгкой полосчаткой и покосившимся на глаза шеломом.

Áррэйнэ не торопясь взнялся на ноги, подпоясываясь охватом с ножнами.

— Прочих их там никого не упустили?

— Обижаешь, старшой… Дело знаем! — один из помощников Молота по-разбойничьи ловко отёр нож от крови пучком из листков костяники, и воткнув его в ножны на поясе резко черкнул указательным пальцем по горлу. С поясного ремня у него на шнурке алой кровью сочились из свежего мяса надрезов штук пять человечьих ушей.

— Откуда они, из какого стерквéгга явились так скоро?

— У него и спроси это, Лев. Языка же ему не отрезали, мохнорылому — если только от страха не проглотил! — отозвался Стрелок. Всё дружно захохотали, поддержав шутку вершнего.

— Понюхайте его поножи — может уже чем медвежьим со страха пропах?

— Разговорить хорошенько — и на сук воронью в клювы!

Áррэйнэ подошёл ближе к пленённому, который неподвижно застыл перед ним, прочно удерживаемый под руки двумя крепкими мечниками, не в силах уже вырваться из прочных уз кожаных стяжек, лишь тяжело дыша всей грудью от усталости. Как и он сам когда-то в Помежьях… Был тот на первый взгляд почти что погодок его самогó — высокий и широкоплечий, с короткой светлой бородой.

— Кто такойбудешь сам, и как прозван? Откуда вёл людей к Вейнтрисведде — и где успел на нас выйти? — негромко спросил у него по-дейвóнски на здешнем срединном наречии Áррэйнэ, пристально взирая на пленника и пытаясь разглядеть его лицо, наполовину сокрытое наносицей сбитого на глаза от удара шелома.

— А ты сам кто такой — чтобы меня о том спрашивать?! — вдруг яростно отозвался пленник, сплюнув наземь из разбитого рта горчившую кровавую слюну и выпрямляясь во весь рост несмотря на прочно удерживавшие его по бокам руки а́рвейрнов.

Аррэйнэ усмехнулся.

— Храбрец ты, как вижу — что и связанным не боишься дерзить?

— Не научили перед вражинами плакаться, раз удача нас подвела… — глухо ответил дейвóн, пристально глядя на так же зорко смотревшего на него вражеского ратоводца.

— Имя моё хочешь знать, чтобы по че́сти с тобою мы речи вели? Многие его уже по востоку ваших земель прежде тебя услыхали — только неужелиты сам так торопишься в Халльсверд о том расспросить их, до белого волоса и чёрного зуба не до́жив?

— Напугать меня хочешь, вражина? Мать моя Дейнова рода была — и не из таких мой дом свердсманов, чтобы Эвары даже безоружные безвестным гостям в ноги кланялись!

Кто-то в толпе присвистнул, услыхав про кровь Дейнблодбе́реар.

— Прирежем давай его, Аррэйнэ — и всех дел-то с ним… Он в сшибке Фийну убил, мохнорылый… — донеслось из толпы чьё-то злобное.

— Погоди, Манех, я сам тут решу. Дейновой крови ты значит? — Аррэйнэ пристально воззрил на противника.

— Уж как мать с отцом дали… А ты Львом будешь, значит? — с какой-то усмешкой промолвил дейвон.

— Как слышишь… Что же, если храбр ты и впрямь так, как казаться мне хочешь — то и я назовусь тебе сам по чести́, — он ещё на шаг ближе ступил к тому, разглядывая пленника, — имя моё Áррэйнэ из дома Килэйд — рода пусть и небогатого, но многославного в Эйрэ своим ремеслом… и желудей мои предки в святилище Трёх принесли за века́ выше меры, поверь.

Лев всмотрелся в глаза так же неотрывно глядевшего на него противника.

— Только не пялься ты так на меня, словно насквозь проткнуть хочешь… Что с лица мы похожи — я и сам кровью буду дейвон, как и ты — не таю́…

Он смолк на мгновение.

— Ну что, Эвар — назовёшь своё имя и откуда скольких людей на нас вёл — и где есть остальные? Не силой страшу — по добру предлагаю пока!

— С чего бы столь добр ты, чтобы меня пощадить? — презрительно хмыкнул пленник, — или за то ты мне волю готов предложить?

— Вижу, ты сам не из трусов. Я вправду тебя отпущу на все ве́тра четыре, если сам от меня ты сумеешь уйти — так как щадить тебя, такого опасного храбреца, и не думаю даже! — Áррэйнэ положил левую ладонь на рукоять спрятанной в ножнах геáры, давая знать, что не намерен отступиться от слов.

— Так что, дейвóн — не желаешь сразиться со мной на мечах? За свободу, как обещал я!

Лев махнул рукой, показав столпившимся тут землякам, чтобы они освободили двоим им катрóтэ — круг поединка — и те с удивлением подчинились, расступаясь в стороны и переговариваясь меж собой — дивясь всему происходившему, что вдруг задумал их вершний.

— Или умереть ты без боя желаешь, с позором лишь в Ормхал в пасть змею попав — что не рискнёшь испытать свою храбрость со мною в хрингáуг?

Пленник молчал, пристально разглядывая противника и в раздумьях нахмурив лицо.

— Думай скорее, почтенный Эвар. А то многим моим твою глотку перерезать не терпится.

И помолчав, Лев негромко добавил:

— Решай сам. Когда я был в неволе, мне такого никто предлагать не желал — как тебе я теперь…

— А чего выбирать — или тебе я жёлудь снесу, или Горящий меня самогó повстречает со славой! — ответил Льву пленник, во взгляде которого забрезжила надежда, — шёл я из старой засеки к северу от городища, где моя сотня стояла с людьми брата — а выйти на вас и слепой бы сумел, пока вы от Вейнтрисведде тогда отступали, не успев ещё скрыться в лесах. Все кто был там, тех я и увёл, врать не стану.

— А иные где?

— А иных тут в стеркеггах в избытке, на вас точно хватит. Ну что — хватит тебе? Всё одно никого из живых не отыщешь ты там — все мои полегли в том проклятом болоте, как на твоих там наткнулись…

Лев кивнул удерживавшему пленника с правого бока товарищу.

— Ке́йртан — руки ему освободи.

Усач в обшитой зелёным сукном чешуйнице ослабил хватку и вытянул из ножен на ремне короткий боевой нож, разрезав стягивавшие кисти рук пленника тонкие кожаные путы.

— Ну-ка, парни — верните хозяину меч! — повелел людям Áррэйнэ, сняв с себя пояс с ножнами, — чтоб привычно руке было! Щит ему дайте какой, и коня приведите. Икруг нам пошире!

Лев вынул из-под ворота рубахи нательный знак молота Бури Несущего, возняв перед собой его круг колеса.

— Пламенеющим Ликом клянусь — если заберёшь мою голову, оружие выбьешь из рук или просто из круга прочь вытеснишь — твоя там свобода и жизнь, отпустят тебя мои люди. Слышал, Кáллиах?

Рыжий исполин молча кивнул головой, встретившись взглядами с вершним.

— Раз ты ранен, как вижу — то я даже теснить тебя не попытаюсь, лишь на волю твой ход буду сдерживать. Пробьёшься — уедешь к своим. Не побоюсь даже, что наше число ты им выдашь.

Один из а́рвейрнов швырнул освободившемуся от уз пленнику его ножны с клинком.

— Эй, мохнорылый — держи-ка! — по-дейвóнски обратился он к недругу.

Тот ловко поймал клинок, вынув блодва́рпэ из ножен и разминая перед боем затёкшие от тугих пут кисти рук, сделав пару пробных замахов. Положив кроволивец на землю дейвóн скинул с головы съехавший набок шелом и стянул кольчугу с подбойкой, оставшись в одной лишь нательной рубахе с поножами, как и изготовившийся к поединку с ним Лев. Надев на левую руку лямки поданного щита он вскинул в деснице блодварпэ, приготовившись к бою.

Áррэйнэ взнял в правой ладони геáру, держа левую от бедра в нижней защите, и замер на месте со своей стороны круга их поединка, образованного столпившимися земляками. Люди из Эйрэ с любопытством взирали за предстоящей схваткой их вершнего с пленником, одобрительно выкрикивая слова поддержки и гулко стукая черенами секир о щиты.

— Давай, Лев — покажи мохнорылому, что не зря это имя ты носишь! — выкрикнул Кáллиах, опёршись о рукоять своего огромного молота.

— Вот твой конь ожидает у выхода, как обещал я. Одолеешь меня — сам уедешь отсюда, чтобы своих во всех укрепях о нашем подходе успеть упредить. Но и я отпускать тебя с теми вестями отнюдь не намерен — если смогу удержать тебя в этом кругу. Справедливо такое условие?

— Сгодится для сына Хекана Щита… — с усмешкой отозвался дейвóн, вздымая клинок вперёд жалом к удару, — говоришь — Лев ты будешь? Встречай!

Он точно спущенная с тетивы стрела рывком взвился вперёд на противника, обринываясь на того, заслонявшего путь к скакуну — тараня ударом щита, норовя сшибить с ног или вытолкнуть как можно дальше за пределы их круга хрингауг, окружённого морем взиравших на бой неприятелей.

Áррэйнэ чуть отступил на два шага, тем самым уйдя от удара врага и отразив клинком в левой тот рубящий выпад блодва́рпэ — и сам тут же заставил дейвона закрыться щитом, отвечая стремительным выпадом правой геары. Следующий удар секача снова встретился с резко уведшей его сильный выпад короткой геáрой, и грохот металла раздался под сводами веток дубравы, вспугнув там гнездившихся птиц — когда два стремительных точно неистовый ветер противника закружились на пятачке средь столпившихся тут во внимании воинов Эйрэ, молча наблюдавших за поединком.

Казалось прошли за то время восьмины — а меж тем упорхнувшие птахи не успели перелететь на другой бок дубравы, когда два человека как пытались осилить друг друга. Один яростно нападал и теснил неприятеля прочь из их круга, не стоя на месте и кружа вокруг недруга, стремительно пытаясь зайти в не так хорошо защищённые спину и бок. Второй же упорно и ловко отражал все удары, и не отступал. Словно не чувствуя раны в спине дейвóн точно вихрь налетал на противника, не давая опомниться, кусач своим кроволивцем, пытаясь достать а́рвейрна жалом то сверху, то снизу Сразу было понятно, что противник он крайне опасный, быстрый в движении и умелый в обманных ударах. Аррэйнэ же стремительно отводил всякий выпад — словно не торопясь попытаться ужалить того, зайдя клинком сбоку за щит при сближении — лишь держа оборону, изучая соперника.

Ещё один резкий бросок — и лязг от стакнувшихся долами лезвий сотряс тишину. Сделав по выпаду разбежавшиеся порознь на пару шагов противники оба закапали наземь багровым. Дейвóн лишь мотнул головой, словно не ощутив узкой раны от жала геары навскользь по виску, срезавшего клок волос с кожей — и к везению не залившего парню глаза засочившейся кровью — пытаясь удержаться на пошатнувшихся было ногах. Лев же презрительно хакнул сквозь зубы, отогнав от себя боль пореза на правом локте, окрасившего прорванную рубаху багряным, когда грань блодва́рпэ коснулась предплечья.

— Ну что, дейвóн — пока мы с тобою на равных, обоюдно закапав? Уйти поспеши, пока время осталось! — вызывающе подстегнул противника а́рвейрн, резко меняя геары в ладонях, взяв в левую более долгий клинок — дабы дать отдых деснице, — левой ты биться не так уж умел, как я вижу!

— Напугать меня хочешь, вражина? Зато правой не хуже тебя! — рявкнул тот — и стрелой бросился в наступ, занося кроволивец для сильного бокового удара — в любой миг готовый внезапно увести остриё в прямой выпад, пока клинок не взлетел в полный ход. Пятясь под его ударом назад Áррэйнэ низом взвил левый полутораручник как жало копья — там, где противник чересчур высоко поднял щит.

Сын Хекана Скъёльдэ ещё пару долгих шагов протаранил Льва колющим выпадом — и резко застыл точно вкопанный, оскалив всё зубы от боли при виде прошившей насквозь его бок сквозь рубаху геáры в левице врага — таки подловившего недруга в краткой ошибке руки, успевшего первым ударить в прореху меж сталью меча и щитом. Дейвон попытался взвить разом отяжелевший в руке кроволивец и не удержавшись упал спиной наземь.

Тяжело дыша во всю грудь Áррэйнэ опустил вниз клинки, удержав в окровавленной левой ладони выдернутый при падении тела полутораручник, и устало присел возле поверженного противника, корчившегося от страшной боли разверзшейсяй раны в боку, где свежей алеющей кровью дымились вылезшие из живота тёмные кишки. С губ того рвался ужасный, подобный мычанию сдавленный стон, перемеженный хриплым и частым дыханием.

— Скверная рана… — негромко промолвил сын Ллура пристально глядя в закатившиеся глаза соперника, встретившись взглядами, — умирать в долгих муках придётся, сам знаешь… Как тебя звать напоследок скажи, чтобы я помнил?

— Милости у тебя… всё одно не попрошу… — прохрипел он, оскалив зубы в ощере мучительной нутряной боли, — раз Всеотец и второй раз… мне удачи не дал…

— И не проси… — Лев перехватил клинок череном каерху, и упёр жалом в рёбра дейвóна — напротив сердца.

— Так как твоё имя — чтобы знал я того, кто один среди многих моё не страшился узнать?

Поверженный противник уже теряя сознание что-то тихо проговорил сквозь прокушенные до крови губы, и Áррэйнэ нагнулся чуть ниже, чтобы расслышать его — словно и не боясь, что перед смертью тот может всадить кроволивец в бок недруга. Облепившие место их сшибки а́рвейрны лишь рассмотрели, как дейвóн что-то ещё раз шепнул на ухо их вершнему. Тот, на миг замерев отчего-то и пристально глядя на лежавшего в растекавшейся луже собственной крови противника, резко взвился на ноги и вскинув геáру вонзил остриё прямо в грудь умиравшего — пробив сердце и рёбра, и вогнав лезвие в землю под ним.

Когда прошла охватившая его смертная судорога, и распростёртый в алой луже дейвóн вскоре стих, выпустив из разжавшихся пальцев ладони орлоглавый черен блодва́рпэ, Лев вырвал окровавленное лезвие геáры из тела умершего, вытерев лезвие краем своей пропитавшейся потом и собственной кровью рубахи.

— Похороните его здесь же, у дуба, — негромко промолвил он и устало сел наземь, положив на колени клинки.

Молча сидел он, казалось не замечая продолжавшей обильно кровавить на правой руке мелкой раны, стискивая в ладонях геары — пристально глядя на то, как торопливо врубаются заступы в сплошь перевитую сеткой корней красноватую почву поляны, вырывая сквозь дёрн неглубокую узкую яму могилы. Тело дейвóнского сотника положили туда, сверху прикрыв слоем сучьев, чтобы голодные звери прежде червей не добрались до мертвеца, и засыпали холмиком сыпкой земли, из-под которой не суждено больше встать никому из детей всех богов, каковыми бы храбрыми и презирающими смерть они не были — как уже не суметь это сделать одному из двоих тут сошедшихся.

— Шустрый был малый — нопротив Льва не хватило запала… — долетели до Áррэйнэ обрывки речей закапывавших могилу людей.

— Верно, недаром его так прозвали!

–…одним меньше вражиной, хоть и славный боец оказался…

— Туда ему и дорога к червям, мохнорылому…

Он так и сидел, наблюдая безмолвно за выраставшей из лона поляны могилой, когда к Áррэйнэ торопливо подошёл один из целителей.

— Ты что, Лев — ослеп? Алое хлещет, а сам сидишь, словно следом за ним в но́ры зме́я собрался! — недовольно пробурчал тот, властно поднимая их вершнего на ноги и осматривая рану. Лекарь полил её холодившим снадобьем из деревянного бутыля и тем приостановил кровотечение. Разорвав рукав рубахи он начать зашивать грубой жильною нитью разрез под локтем.

— Связки целы, только мясо попортили малость… Вот так-то лучше… — лекарь закончил шить шов, и связал концы нити на узел.

— А то совсем от бескровицы ведь ослабеешь! Не дома сейчас мы, чтобы ты еле жив сам болтался в седле! — сурово корил его лекарь, перевязывая чистой тряпицей зашитую рану с оттоком, — с чего тебе вдруг запекло помахаться с дейвóном железом? Разговорили бы мы мохнорылого углем по пяткам — кто он да откуда — и голову с плеч. Не юнец ты какой уже, чтобы силу с кем-попало испытывать, Ард-Брен порази тебя, дурака!

Áррэйнэ пожал плечами, пробуя сгибать перевязанную по локоть руку.

— Даже не знаю, с чего вдруг решил сам так, Кехт… Не собирался живым я его отпускать — не дурак же, всех нас выдавать людям ёрла. Не зря же мигнул я для Молота, даром что клялся…

— Так зачем это всё ты устроил?

— Дал надежду ему. Умереть без надежды не знаю какому врагу пожелать…

Он умолкнул на миг, глядя прямо на выросший холмик земли на поляне.

— Может нужно так было… Словно шепнул кто-то мне прямо в сердце, что я должен сразиться с ним — точно с собою самим — не боясь и не отступая. Словно убить его надо мне было своею рукой — или же пасть от его.

— Вот же дурень из Килэйд! И хвала Трём, что не пал! — Кехт сурово ворчал, озирая повязку — не кровавит ли рана из-под неё, — всё равно глупо было то, Лев… Не тебе первее нас свою голову класть просто так, когда до их логова меньше дня хода — а ты вздумал чего-то с ним биться один-на-один, точно вы бабу или наследство не поделили! Головой ты хоть думал, старшой?

Áррэйнэ не ответил, молча глядя на свежую горку земли под корнями замшелого дуба, и слушал как снова беспечно поют возвратившись в их гнёзда пернатые птахи — словно и не забрала кого-то недавно здесь смерть.

— Как его звали — узнал хоть? — вдруг вспомнил уже уходивший прочь лекарь, вновь обращаясь к их вершнему, — назвался он перед кончиной?

— Узнал.

— Так как хоть?

— Рёрин… Рёрин сын Хекана из дома Эвар.

— Рёрин, говоришь? Это же… Гляди-ка, как боги вот шутят порой… — усмехнулся вдруг лекарь чему-то.

— Быть может… Никогда они к нам не добры… — прошептал вдруг под нос их вожак, глядя вдаль точно сквозь непроглядную мглу в пустоту.

— А храбрец он был всё же — недаром про мать крови Дейна сказал… — буркнул Кехт Тощий из Муир, обтягивая пояс с ножнами поверх зелёной обивки чешуйницы, — и всё одно — ловко ты левой его заколол, а? Так ведь метко уцелил под щит!

Аррэйнэ не ответил. Ещё раз взглянув на укрывший соперника холмик земли он пошёл прочь с поляны, отыскав навязанного неподалёку Ветра и на ходу отдавая людям приказы поскорее сворачивать стан и выправляться на запад. Двигавшиеся впереди дозоры уже донесли через гонцов свежие вести, что прямой путь на Вингу открыт.

Трепетал на ветру стяг семейства Маэннан — на лазоревой сини черневшая круча с белевшею шапкой снегов, с коей вниз ниспадали две нитки потоков, дающих начало великой реке, полноводной Гвин-эбайн. Пять десятков воителей конно уже отходили на юг, покидая обоз их загона, что медленно двигался вдаль на восток.

— Возвращайся скорее к нам, папочка! — обняла возглавлявшего конных девчушка пяти с лишним лет, на прощанье целуя отца.

— Я вернусь к вам. Лишь только на полдня отъеду к Холодному Лбу, как просил меня фейнаг из Западных Ниалл. Вместе в укрепь приедем к закату, клянусь.

К мужчине прильнула жена. Если он вместе с дочкой был темноволос, взяв кровь матери с юга из Кромдех и то передав и ребёнку, то супруга с лица походила на жителей севера, где дом Инбер смешал свою кровь с покорёнными брузгами, став столь светлыми как и дейвоны у круч Стейнхаддарфъяллерне.

— Сердце чует неладное, Родри. Прошу — ну останься ты с нами…

— Не бойся — людей тут достаточно с вами останется. Я за вами вернусь, лишь управлю дела, что поручены.

Мужчина приобнял жену, прикоснувшись к её лбу своим, волос к волосу. Кровь его взяла верх в принесённой ей дочери. Может быть, если Трое дадут им и сына, тот будет весь в мать, столь же светл — так ему вдруг подумалось в это мгновение.

— Жди меня, Бранвенн. Я скоро. Все вместе доедем до укрепи к вечеру…

Подстегнув скакуна он возглавил загон, устремляя людей его дома на юг, где стояла покатая круча Холодного Лба — не заметив того, как с соседней вершины на севере чьи-то глаза наблюдают за тем, как ослабший обоз точно слизень ползёт раздорожьем к востоку.

Виле́ц пал из ладони под стол вместе с ку́сом зажаренной дичи, и проворная кошка как тень устремилась туда, ухватив в свои острые зубы добычу как рысь куропатку. Глухое урчание лишь раздавалось в тиши́ из-под скатерти, пока жена фейнага подле супруга сидела застыв, онемевшая.

— Что — потаскухи той сын стал владетелем?! — обычно спокойная Гвенол Ардэ из Модронов вспыхнула, отодвинув ладонью тарелку с зажаренной уткой, — ну времена! Скоро кланяться будем сапожникам с золотарями…

Гонец от горы лишь учтиво кивнул, обращаясь к главе дома Конналов, кто отлив приношением Трём выпил чашу, помянув всех ушедших внезапно мужей дома Бейлхэ с минувшим правителем.

— Почтенный — чего передать мне владетелю Эйрэ? Достойный хранитель печатей ждёт слово твоё и всех данников вашего дома.

— Присягаем, — ответил глава кийна Коннал взволнованно, — и передай, что у нас тут уже… в общем, прибыли гости от Скъервиров. Ждём его воинства в скорые сроки, как отцом его было обещано — а то сам видит, дело паршивое… И это лишь Ёрваров первые силы, а вскоре придут и другие дома мохнорылых с союзными землями.

Гонец несогласно мотнул головой.

— Не придут войска вовсе. Море Травы к нам пришло на восток. Там сейчас…

— Вот же… Мать их! — фейнаг Конналов смолк, потрясённый дурными вестями.

— За горами пожарище, дрянь там дела. Так что ты тут, почтенный, сам должен гасить это пламя как сможешь. Владетель всё войско увёл за хребет бить кочевников.

— И чтобы башку там свернул он себе, потаскухино семя, — с холодною злобою молвила Гвенол, взяв новый вилец из рук служки.

— Тише ты! — шикнул муж ей, — он ведь всё-таки арвеннид наш, а не конюх как прежде… Все дома присягнули на верность ему как вождю крови Бейлхэ.

— Хорошо же он начал правление — казнить родича нашего! Крови Модронов после проклятого Домнала в Эйрэ осталось наперечёт.

— Троих лучше хвали, что не сделал он с вами огулом как с…

— Знаю! — Гвенол на миг побледнела, девочкой помня ещё те ужасные годы раздора меж многих домов — помня тех, кто стал первым с конца.

— Как там брат Гвенол кстати — и вся их родня? Или их Тийре тоже… того?

— Да все прочие живы, почтенный. Гваул куда-то бежал из ардкатраха, твой дядя Килид ему присягнул, гэйлэ — а…

— А на севере что хоть творится? — перебил гонца Кадауган, не дослушав.

Гонец торопливо рассказывал прочие вести, что нёс от горы. Фейнаг хмурился, быстро вникая в события.

— Вот умёт… Просто трижды умёт! Снова нам в одиночку держать силы ёрла. Так Фиар ушёл на восток со всем воинством?

— Все до единого. Племянники все твои там же.

— Шщаров хвост! — он обернулся к слуге у дверей, — Конлойх — живо к Аэдану в Каменный Холм!

— Да, почтенный! — кивнул головой тот.

— Передай ему — всех мужиков пусть поднимет, всех коней — и выходят в союзные земли к тем нашим, кто верен присяге. Овёс и зерно пускай косят зелёными — лучше так для скотины ссушить, чем оставить противнику. Врага лучше держать вдалеке, а не близко его подпустить, как дед сделал по глупости… А то снова лягушек жрать будем в осаде.

Он обернулся к жене, доедавшей зажаренный бок оленёнка.

— Знаешь, гадость какая… без соли когда?

Брезгливо поморщившись Гвенол рассерженно сплюнула на пол, вытерев рот рукавом аксамитного платья — и проворная кошка опять завладела добычей, довольно урча под столом, возликуя обильному пиршеству подле хозяев.

— Трясучка проклятая… Снова колотит… — глава дома Конналов зябко закупался в шкуру медведя, бледнея как мел, — мне бы в седло как когда-то… ведь самое время.

— Брат твой справится?

— Должен… Аэдан толков в ратоводстве.

— Тогда что беспокоишься? Ты здесь нужнее — как глава дома собрать наше воинство и снарядить, созвать данников всех, приготовиться к худшему.

— Сплюнь, дурная!

— Смотри уж — одни мы теперь тут. Даже дом Донег все силы увёл на восток. А сюда идут тысячи копий дейвонов с самим их владетелем.

— Что же нам — сдаться ёрлу? — нахмурился фейнаг.

— Зачем? Говорить, если нужно — и быть сильными перед противником. Сильных слушают. Слабых сжирают, как знаешь…

— Стейне любого сожрёт, не подавится. Он из тех, кто всю власть любит я́вить, врагов раздавить, стереть с пылью… К мольбам он как камень тот глух.

— Вот пусть Тийре и думает, раз он владетель уже, а не конюх — как и Запад ему защитить в этот час. Мы что можем, то в силах исполним в защиту, но Конналов дом тут один.

— Есть ещё и брат Айб там на севере. Он нас поддержит.

Гвенол скривилась — как всякая женщина слушать не жаждучи здесь имя той, кто когда-то была тут в Глеанлох хозяйкой ещё до неё.

— Пыль перед воинством ёрла твой Ллугайд… И потом — этот Сердце из камня и дочерь родную не пощадил, так чего уж тебе помогать будет он, кривоглазый? А тот конюх надолго увязнет в восточных уделах, пытаясь отбить кочевых назад в сте́пи.

Она глянула мельком в оконце, узрив там кого-то внизу на дворе.

— Да и знаешь ты, что этот сын потаскухи попросит — кого…

— Так — теперь он владетель… Ему не откажешь никак уж.

— Вот и думает пусть, как спасти все уделы от недругов в это-то время. Это дело важнее, чем свадьба. Пусть чем должен займётся, как до́лжно вождю в час раздора.

— Это верно! — Кадауган взял в руки кубок, наполнив его до краёв винным хмелем.

— И потом — по чести́ ей скорбеть год положено, как не стало Уиллуха нынче.

— Сколько-сколько? — округлил глаза фейнаг Конналов, поперхнувшись вином.

— Год — не меньше! Таков уж обычай — забыл ты?

— Да ладно…

— Спроси сам у шейна в святилище. И потом — сейчас мы ему дважды нужнее, чем он нам. Пусть подумает сам, чем сумеет быть нам благодарным, — Гвенол резко воткнула вилец в бок зажаренной щуки на блюде, — если Эйле до срока его не пожрёт…

Супруга заметила, что муж стал дрожать от озноба.

— Линэд — живо отвар!

— Да, гэйлэ — несу! — отозвалась служанка, скрываясь в дверях.

— Сурова ты с ней… — фейнаг глянул в бок створ оконицы — говоря не о Линэд, спешившей в стряпные.

— Да она мне спасибо ещё трижды скажет, как вырастет и поумнеет… — насмешливо хмыкнула Гвенол, — и потом — как не я кто о доме твоём и семействе заботится? А у Этайн пока в голове один дым — не желает понять, что есть общее благо.

Она взяла из рук Линэд чашу с отваром, поя побледневшего мужа. Голос её стал нежнее.

— И у меня уже дважды Лабрайды об Этайн всё речь заводили…

— Лаб-брайды? — зубы фейнага клацали мелкою дрожью о чашу, когда он хлебал крепкий взвар среброцвета.

— Они. Наши первые данники кстати — кто рядом, и верен нам издавна. И потом, есть ещё кое-кто, с кем сплести дело стоит по чести.

— Кто?

— Ты как будто не знаешь? Так что сам хорошенько подумай, как быть нам…

Вдалеке за чертой небокрая послышался треск, будто дальняя вспышка зарницы ударила громом над лесом. Дочерь Кадаугана вскинула голову, тщетно пытаясь узрить знак ненастья. Луайнэ вместе с хозяйкой как раз в это время спешили к стряпным, когда створы ворот распахнулись, и во двор тверди Конналов стали въезжать друг за другом возы.

— Живо лекаря! Раненных куча с Помежий! — громко рявкнул зевающим служкам возница, — и так пятерых не довёз за дорогу!

— Откуда хоть? Где была сшибка? — окликнул его вершний стражей Ллур Мокрый, спешивший сюда вслед за слугами.

— В уделах у Кайрнех и Дил! — отозвался один из порубленных.

— И у Холодного Лба наш обоз разгромили Сторгейры! — добавил вслед возница.

— Где этот лекарь — что с Донег загоном к нам прибыл? — крикнул один из людей Ллура Мокрого, озирая заполненный людом двор укрепи.

— А — Две Нитки который? Сейчас позову! — паренёк-водонос бросил вёдра и быстро помчался в чертог.

Этайн, застыв у переднего воза, увидела взгляд закатившихся глаз человека, залитого кровью из дырки на горле. Чёрные мухи кружили вокруг его глаз и уже побелевших рассохшихся губ, облепив мясо раны. Их земляк из Высокого Берега — росший с нею в их тверди погодок Руа́дан Колючка, сын здешнего медника — был уже мёртв.

К возам подбежал полноватый лысеющий лекарь, служивший два года владетелю Донег. За ним следом спешили помощники.

— Так… Мёртвых в святилище. Бедах — тяжёлых к столам! Мои снасти тащи и ставь кипень нагреться! Рудрайг — готовь перевя́зи! А с этими сами тут справитесь, кто шить умеет!

Он взглянул на стонавшего парня с разрезом от жала копья в правой ляжке, чьи поножи уже задубели от высохшей крови.

— Так — дело́в на две нитки вот с этим! Только дырку оставить для гноя во шву, а то чернь всё сожрёт — и в святилище можно…

— Спасибо, почтенный — умеешь обрадовать… — простонал слабо раненный.

— Дай мне нитки, почтенный, — сказала дочь Кадугана, отбросив волнение, что сначала возникло в душе, узревая всю эту кровищу, которая алым окрасила сено с соломой на досках возов.

Луайнэ дёрнула Этайн за край рукава.

— Ты же крови боишься…

— Я знаю… Дай нитку, почтенный.

Целитель растаял в улыбке, услышав дочь фейнага.

— Да хоть две тебе, гэйлэ… Лишь зашей — а то я тут один, как целитель ваш отбыл в Клох-Кнойх, — усмехнулся тот девушке, дав ей кривую как птичье ребро иглу-жало и моток тонких жил из большого ларца, что подал ему Бедах.

Стоны и брань разносились по вмиг зашумевшему кадарнле Конналов. Дочерь фейнага вместе с молочной сестрою уселась под низким навесом конюшни, куда сволокли всех их раненых воинов слуги, укрыв от палящего солнца. Подле них села наземь седая сестра дегтяря, отца Луайнэ — неторопливо мотая завязки на руку мужчины, поддетого жалом чьего-то меча сквозь броню.

— Вновь война… — бормотнула негромко она, смахнув прядь волос с глаз ладонью и вновь продолжая свой труд, — то лишь начало… а что уж потом…

— Ты же помнишь Помежные Распри — а, тётя Эмер? — спросила ту Луайнэ, помогая сестре тянуть нить через кожу разреза в ноге земляка из Ард-Кладдах, — отец мал был ещё, не застал их разгар.

— Лучше бы и не помнить… Забыла уже, всё надеялась смерть встретить мирно — и снова…

— Ты тогда овдовела, как мать говорила?

— Тогда, — женщина мельком взглянула на Этайн, — твой дед Тедельмид, гэйлэ, созвал всех мужей по коням — наших в землях у Дил тогда ёрловы люди и данники Куан теснили. Говорили — на два дня идут, и вернутся к позавтрашней ночи… А его где-то там сшибли пикой, и там же и лёг навсегда… Даже те́ла домой не вернули — едва ускакали от недругов. Ни мужа, ни хоть бы могилы…

Старая Эмер умолкла на миг, затянув туже завязь на ране.

— Говорили — два дня лишь… Проститься ведь с ним не успела. Даже хлеба в дорогу испечь не взялась — ведь же думала, встретимся скоро. Всё надеялась — ранен где, жив, и однажды вернётся. Тридцать лет так прошли, без единого слова — и как выглядел даже забыла, как молвил мой Хидд… Всё истёрлось уже…

Вновь послышался издали треск, точно толстый еловый комель разломило на части порывами вихря. Дочерь Кадаугана мельком взглянула на небо, торопливо спеша зашить рану в ноге земляка, снуя жалом иглы в бледной коже, пока Луайнэ тряпкой стирала бежавшую струйками кровь.

Тёмная туча с заката набрякнув дождём точно серая туша невиданной твари ползла над бушующим зеркалом озера, затемняя простор небокрая, урча и утробно-раскатисто ухая рокотом молний в её глубине — закрывая собою свет солнца.

Буря шла над землёй, приближаясь всё ближе и ближе к их тверди — точно темень ворот в бездну Эйле.